Расселл Джонс - Люди с того края. Вторая книга дилогии

– Тридцать третьего будет наш отчётный день, – добавила майора. – И вот ещё, – она пододвинула стул, стоявший с противоположной стороны стола, и села вплотную ко мне.

Но прежде чем заговорить, она оглянулась на приоткрытую дверь и некоторое время внимательно слушала. И пока она вслушивалась в ночную тишину, разбавленную ветром, потрескиванием стопперов и редкими голосами, доносящимися из спальных палаток, я вдруг увидела, что она по-настоящему красива. Особенно в профиль, когда сквозь африканские черты стали видны её испанские предки. Что-то от хищной птицы, что-то от дикой кошки…

Днём это не было заметно. Днём она иногда пугала и вообще выглядела неприветливо и непривлекательно. А теперь она как будто сняла доспехи. И я испугалась самой себя, что заметила её красоту. Нельзя было видеть такое – ведь придётся и относиться к ней как-то иначе, по-другому. По-новому.

Потом она снова повернулась ко мне, лоб прорезала морщинка, брови нахмурились, а полные губы слегка изогнулись, готовясь усмехнуться. И вернулась прежняя майора Паула.

– Кейси, я читала твоё дело, – сказала она тихо и немного таинственно.

Почему-то мне стало неуютно. Хотя чего стесняться? Четыре года воспитательницей в детском саду – никакого компромата! И педагогическое образование. Собственно, «учительница младшей школы» и «воспитательница детского сада» были моими основными специальностями. Как говорили в тренировочном лагере: «профессия из прошлой жизни».

Правда, мою профессию ещё называли «ресурсной» – полезной в перспективе. Однажды в Нётере появятся дети. И вот тогда придётся выбирать между медициной и педагогикой. «Может, майора сразу хочет поговорить об этом? Чтоб я искала заместителя, который однажды встанет на моё место».

– Поправь меня, если я ошибаюсь, – шёпотом продолжала майора, – но воспитательницы ведь не только за детьми следят, но и за родителями?

– Не совсем так, – шёпотом ответила я. – Мы должны смотреть, нет ли на детях следов от насильственных действий. И как они реагируют на родителей, когда родители их забирают.

– Ну, а я о чём, – и майора снова неприятно усмехнулась. – Тебя учили замечать такие вещи в людях. Вот, например, ты можешь сказать про меня – можно мне приближаться к детям?

– Конечно! – воскликнула я, забывшись, и снова понизила голос. – Чтобы было нельзя, должны быть отчётливые патологии…

– А быть няней или учительницей в школе? – перебила она.

Я задумалась. Знала она или догадывалась, но на коллег мы тоже должны были посматривать. Во всяком случаи, на практикумах по выявлению патологичного поведения не различали родителей, воспитателей, учителей и просто прохожих. Плюс маркеры людей, у которых нулевой индекс Юдины, но которые скрывают это. Когда «ноль», строго-настрого запрещено приближаться к детям. И какими бы ни были остальные показатели, важен именно этот индекс.

Конечно, всем говорили, что обнулённость невозможно скрыть, потому что искины-наблюдатели никогда не допустят, чтобы такие люди проникли туда, куда им нельзя. То есть не всем говорили, а почти всем. А нам после первого семестра объяснили, что нельзя полностью полагаться на искусственный интеллект. Есть способы обмануть его, обхитрить, подделаться. Ещё бывают ситуации, когда индексы у человека изменились, но в базы данных ещё не внесли эту информацию. Всё же люди сложнее машин, и, как бы ни ветвился алгоритм определения, возможны исключения – в любую сторону. Поэтому и существует Система Информационной Безопасности, состоящая из особым образом подготовленных специалистов. «Сибники», как их называют. Они нужны, чтобы отслеживать несоответствия между зафиксированными показателями социальных индексов – и действительным значением.

Многие сибники поначалу учились на педагога или воспитателя, а затем перевёлись. После лекции, на которой нам открыли правду, мы стали в шутку называть друг друга «личинками СИБы». А потом перестали шутить об этом…

– Говори, как есть, не обидишь, – фыркнула майора, ошибочно истолковав моё молчание.

– Что тут обидного, – вздохнула я. – Не знаю, можно ли няней. Всё-таки у маленьких детишек свои моменты… А вот в средней школе – конечно! И в старшей. Вы бы были хорошей учительницей! Особенно по физкультуре!

– А родительство – можно? – не успокаивалась она.

Я с сомнением покачала головой:

– Не мне решать…

– Ты и не решаешь! – оборвала она. – Кейси, мне нужно твоё мнение. Определи – могу я?

– Нет, – с некоторой мстительностью сказала я, – вы не сможете стать родительницей и воспитывать ребёнка в семье. Возможно, после длительной терапии сможете, но прямо сейчас – нет.

– Правильно, – майора откинулась на спинку стула, не скрывая удовлетворения, – в моём личном деле так и записано. По всем пунктам. Индекс Юдины – четыре. И отрицательный прогноз по коррекции… Вот это ты будешь делать.

– Что? – совсем растерялась я.

Майора снова наклонилась ко мне:

– Кейси, заведи ещё один журнал. Выдели на каждого человека, считая себя, по паре страниц. Дай свою оценку – кто на что может рассчитывать. По пунктам, которые мы обсудили. Можно ли к детям. Можно ли няней. Можно ли учить школьников. Можно ли быть родителем – или нельзя. Если сможешь индексировать, хотя бы примерно, отлично. Нет – всё равно. Занимайся этим не сразу, а по ходу, как будешь общаться тут с каждым. Выдели себе время после работы, хоть по часу в день. Или утром – как тебе удобнее. И чтобы к этим оценкам было описание, какой поступок заставил тебя так решить. Например, я авторитарна – правильно? Категорична. Забрала блокнот у того бедняги, он до сих пор ноет, забыть не может… Семью не потяну. А класс с подростками – легко, особенно если это спорт какой-нибудь. Вот примерно так и записывай. И когда заполнишь, просматривай этот журнал. И если человек поступил так, чтоб твоя оценка изменилась – не важно, в какую сторону – тоже запиши.

– У вас же есть дела на всех нас, – осторожно напомнила я, – с диагностированием. С профессиональным…

– Составленные на Земле, – снова перебила она. – А мы не на Земле. Ты лучше меня знаешь, как ехала у людей крыша, когда мы начали прыгать. Когда просыпаешься и понимаешь, что всё, совсем всё! Что Земля далеко, и там наверняка и жизни уже никакой нет, что мы последние! А теперь мы спустились, и многие вообще ещё не очухались. Люди могут ломаться. Люди могут меняться. В любую сторону. И нужно это отслеживать. Понимаешь?

– Хорошо, – кивнула я. – А с этим журналом тоже нужны отчёты?

– Нет. Просто веди. Запирай в сейф. Никому не показывай. Когда он понадобится, читать его буду не я одна, если вообще я, но это будет не скоро. Поняла? Хорошо. Спокойной ночи! И не забудь про сейф.