Расселл Джонс - Люди с того края. Вторая книга дилогии

Завтрак был посвящён планированию – и попытками оспорить решения майоры. Если не в должностях, то хотя бы в развитии колонии. Леру не спешил перебивать тех, кто явно услышал его накануне. Правда, дискуссия получилась не слишком успешной – потому что майора успешно затыкала рты своим любимым аргументом: «Мы только приступили, поэтому делаем всё по порядку, согласно инструкциям».

Обедали колонисты на рабочих местах, а вот ужинали опять все вместе – и опять под претензии Молескина. Он опрометчиво понадеялся на поддержку, хотя бы со стороны тех, кто протестовал утром. Но недовольные молчали, а он не успел толком продумать ни тему своего выступления, ни возможные реплики Паулы, ни тем более свои ответы. Зато на следующий день подготовился как следует!..

Постепенно их дискуссии превращались в традицию. И вот шёл восьмой день пребывания колонистов на Новой Йокогаме, а в Нётере уже сформировалась отчётливая оппозиция официальной власти. Лучшего Молескин представить себе не мог!

– Мы не обязаны надрываться, перетаскивая ваши diablement lourd контейнеры, – продолжил он, обращаясь к наклоненным головам.

Но все были слишком поглощены едой. Вкусной едой.

Пока что колонисты питались тем, что привезли с собой. Питательный витаминизированный концентрат можно было грызть, запивая водой. Или разбавлять до пюреобразного состояния. Ещё съедобнее он становился, если кашицу разогреть. Можно было добавить специи – и тогда у него появлялся вкус и запах.

Эти и другие варианты употребления были указаны на крышке каждого контейнера с брусками концентрата. Но, как оказалось, обязанности повара требуют знаний побольше, чем содержится в инструкциях. Нужен опыт, без которого не помогает даже такая универсальная приправа, как аппетит, полученный за работой на свежем воздухе.

Поэтому на второй день майора назначила новое лицо, отвечающее за кухню. Марла Бей не входила в число «доброволиц первого дня» – зато у неё был двадцатилетний стаж на должности дегустатора и пищевого технолога. Марла не могла сделать еду разнообразнее – пока что, ведь плантации ещё пока только строились. В её власти была консистенция блюд, вкус и аромат. И с каждым разом у неё получалось лучше и лучше.

– Вы лучше меня знаете, что такая работа не предназначена для людей, – Молескин положил в рот кусочек студенистого паштета и хотел что-то добавить, но постеснялся говорить с набитым ртом.

Пока он жевал, майора Паула могла отреагировать – или дождаться, пока список претензий не будет оглашён до конца, как она обычно и делала. У Молескина было мнение обо всём, без исключения: «Шесть метров слишком мало!» (о ширине дорожек между спальными палатками), «Это издевательство в духе английских закрытых школ!» (о раздельных туалетах), «Здесь нет людей, а для остального хватит стопперов!» (о должности ночных сторожей-обходчиков), и неизменное – «Я вам не грузчик!»

И, конечно, кто-нибудь другой мог пообщаться с Молескином. Например, напомнить, что контейнеры общие, и в некоторых был, например, пищевой концентрат, которым оппозиционер ужинал наравне со всеми. Это же было очевидно! Молескин ждал такого напоминания, чтобы немедленно парировать: удовлетворение базовых потребностей – обязанность Компании, с которой он заключил контракт на перевозку. И пока Компания устанавливает правила (например, ставит главной тупую военщину), его, Молескина, обязаны кормить. Если же Нётера независимая колония, то управлять должна не майора, а совет общественных представителей, избранный демократическими методами.

Однако майора безмолвствовала, а остальные колонисты предпочитали оставаться слушателями. Потому что устали. И потому что ещё никому не удавалось оспорить аргумент: «Пока колония не на самообеспечении, здесь будет особый режим, а пока особый режим не закончится, власть останется прежней». Всё по порядку. Ни к чему значимому такие разговоры не приведут.

А может, и приведут. Но не к тому, на что рассчитывал Молескин. Наверное, он был последним человеком в Нётере, до которого ещё не дошло: не надо огорчать майору Паулу. Майора Паула ничего не забывает.

Это стало очевидно, когда новоявленные колонисты обнаружили, что все сколько-нибудь серьёзные должности уже распределены между теми, кто работал весь день. Кое-кто красиво психанул, как метивший в старшие инженеры Лайонел Купер или как Оливия Мейер, которая на Земле управляла благотворительным фондом и рассчитывала управлять похожей структурой на Новой Йокогаме. Кое-кто позднее, в спальне, высказал своё мнение, не стесняясь в выражениях. Обидно было многим, но вот назвать такое решение «нечестным» не получалось. Наконец-то прояснилась логика, которой руководствовалась суровая майора. Когда за завтраком она огласила план работы на день, с ней, конечно, спорили, но больше никто не делал попыток открыто улизнуть.

Кроме замены повара, вызванной объективными причинами, были и другие, не менее обоснованные изменения в руководящем составе. Но «добровольцы первого дня» оставались любимчиками майоры. Это чувствовалось и при составлении расписания дежурств, и распределении смен. Просьбы своих протеже она всегда выслушивала, не перебивая, а их предложения чаще всего принимала к сведению. Разумеется, их тоже ставили на работу типа мытья тарелок, утилизации отходов и подтирания луж вокруг насоса, с которого регулярно слетали шланги. А если майора и делала исключение, то одинаково для всех пожилых колонисток и колонистов. Но лояльных выделяла, так что никого не тянуло открыто бунтовать, чтобы не ощутить на своей шкуре противоположное.

Вдобавок ходил слух, что майора составляет ежедневные отчёты, которые повлияют на жизнь в настоящей колонии – с протами, полноценными домами, виртуальными чатами и всем тем, что было на кораблях. Пока что условия не дотягивали даже до тренировочного лагеря, но колонисты успокаивали друг друга, что это ненадолго.

Молескин мог что-то знать о её планах и вести свою игру. Или вообще работать на пару с майорой как подсадной зачинщик, проверяя лояльность колонистов. Наконец, бывший журналист мог быть сибником – как считалось, его коллег вербовали чаще всего. Поэтому его предпочитали осторожно игнорировать. На всякий случай.

Молескин об этих настроениях знал, потому что умел и не стеснялся подслушивать. Молчание окружающих он воспринимал с привычным усталым отчаянием. Он уже оказывался в такой ситуации: правда со справедливостью нужны ему одному, а остальные покорствуют грубой силе. Выступления за ужином были аналогом его блога на Земле, когда он высказывался – и получал в лучшем случае тишину. Но ни тишина, ни ненависть не становилось поводом замолчать.