Расселл Джонс - Люди с того края. Вторая книга дилогии

На Земле он был «независимым журналистом» – так он отвечал на вопрос о своей работе. Если придираться, следовало говорить «журналист и наследник», поскольку кормил его не блог, а отчисления с патентов, права на которые он унаследовал от родителей. Его регулярно этим попрекали, как будто такой доход хуже, чем донаты читателей или гонорары заказчиков. Другое дело, что публика таких «проплаченных» любила больше, считая их обязанными развлекать и угадывать настроения толпы. Да и материал к ним в руки попадал подчас весьма любопытный… Но все они оставались голытьбой. Они только называли себя «независимыми» – в действительности они напрямую зависели от остроты своих репортажей.

Молескин ни минуты не сомневался, покупая билет с золотым статусом, что там – за звёздами, в будущем – ему достанется самая крутая тема. Причём без конкурентов. Потому что, какими бы популярными ни были «независимые», они не могли накопить и на обычный билет.

В тренировочном лагере своих журналистов не держали – хватало приезжих. Кроме профессий, которыми должны были овладеть все без исключения, типа медика, уборщика или охранника, имелся список специальностей, которые распределялись в зависимости от занятий в «прошлой жизни». Доходы или связи не влияли на этот отбор, потому что его проводили не люди. И если опыт «прошлой жизни» оказывался бесполезным, его вовсе не учитывали.

В итоге журналист и наследник стал простым фермером – ему предстояло вкалывать на гидропонных плантациях, растить сырьё для пищевых синтезаторов. Даже на корабле его способности оставались невостребованными: для новостей люди не нужны, а слухами баловались все подряд.

Новая Йокогама давала шанс. И пока плантации только собирались строить, Молескин мог проявить себя – и доказать, что он способен на большее. Его долг журналиста – постоянно напоминать, вслух и с аргументами, что Нётера не армия, колонисты состоят не в иерархических, а в равноправных отношениях. И как бы майора ни относилась к демократической форме управления, она обязана учитывать чужие точки зрения.

Понятно, что она опьянена единоличной властью, и будет оттягивать снятие особого режима всеми допустимыми и недопустимыми способами. Если бы сели хотя бы два пассажирских модуля, то и назначенных командиров было бы как минимум два, людей оказалось бы побольше, лагерь заложили бы пошире, и один человек не смог бы всё контролировать. А маленькую Нётеру слишком легко подмять под себя!

«Беда в том, что в сложившихся условиях люди боятся рисковать, – думал Леру. – Им нужен повод восстать против тирании. Если… точнее, когда нынешняя глава Нётеры ошибётся, её с радостью снимут с пьедестала. Потому что они имеют право на это! И нужно постоянно напоминать об этом! И майоре, и остальным!»

Пока что Паула не сделала ничего такого, что могло быть названо «оплошностью», а тем более «ошибкой». А вот повод для критики находился.

– Вы заставляете нас поднимать наши тяжести, что попросту опасно для нашего здоровья…

– Будто ты поднимал! – не выдержал Шан, проворчал что-то по-китайски и уткнулся в тарелку.

Молескин не сразу подобрал аргумент. Шан У был прав вдвойне. Начать с того, что именно он ворочал тяжёлые контейнеры. Усилил мощность экзопротезов, приставил дополнительные конечности – и вперёд! Кроме того, Индрани Кумар с помощницей собрали три платформы на воздушной подушке. Собрали из типового конструктора, из которого можно было получить наземное или водное транспортное средство – на аккумуляторном двигателе и с ручным управлением, как примитивные машины двадцатого века. Но зато не нужно было тащить на себе дьяблеман лур контейнеры.

Однако, вместо того, чтобы разделить силы, майора сосредоточилась на погрузке-разгрузке и обследовании ближайших кустов. Молескин подслушал достаточно: не его одного бесило такое глупое использование ресурсов!

– Мы потратили восемь дней на неквалифицированный труд, в то время как могли разворачивать энергостанцию вместе с мисс Кумар! – веско заявил он, забыв о докторской степени инженеры, как и о том, что его к таким работам никто бы не допустил.

– Сначала груз, потом станция, – невозмутимо заявила майора.

– У нас есть люди, для которых подзарядка равнозначна жизни! – пафосно напомнил Молескин, намекая на Шана и надеясь, таким образом, перетянуть его на свою сторону.

– Колонист У в состоянии следить за своим таймингом.

– А вы не забыли, что у нас биобанки без подзарядки? – не сдавалась оппозиция. – Из-за вас погибнет наше будущее!

– Это вы забыли, что у биобанков заряда батарей хватит на три месяца! – парировала власть. – Так что подождёт. Сначала груз, потом синтезаторы с плантациями и только потом станция.

– А почему не наоборот?! – журналист даже привстал.

– Потому что мы сначала соберём и загрузим плантации, – майора подцепила кусочек паштета, – на минимум, но соберём и загрузим. Потом соберём и настроим синтезатор, – поднесла кусочек ко рту, – а потом займёмся энергостанцией, и, когда она будет готова, у нас созреет первый урожай, и можно вволю насинтезировать, – она прожевала, проглотила и посмотрела на академу Раису Эфрон. – Я правильно излагаю? Такой у вас порядок?

Молчаливая Раиса слабо улыбнулась одним уголком рта:

– Такой.

Щим Джиджи сама уступила ей главенство над пищевой промышленностью, оставив себе «синтезатор», как в просторечии называли комплекс по обработке продуктов биосинтеза. А «плантациями» шутливо именовали оранжереи, гидропонику, бассейны, где выращивали креветок, и даже дрожжевые баки. За всё это и отвечала знаменитая академа, которая незадолго до отлёта с Земли отпраздновала своё столетие. Почему она вместе с супругой записалась в первую группу высадки – слухи ходили разные. Но одно её присутствие вселяло веру в сытое будущее. И спорить с ней было невозможно.

Но Молескин не был бы собой, если бы не попытался воспользоваться этой темой. Блоки с гидропоникой и акваплантациями – основа независимости колонии. Двойной независимости, потому что майора при всех обещала, что, как только Нётера начнёт себя кормить, будет избран совет народных представителей. И получалась идеальная ловушка: достаточно доказать, что майора намеренно тормозит развитие пищепрома, чтобы сохранить своё место.

И Молескин грозно указал ловилкой на Паулу:

– Это никак не оправдывает вашего решения. Вы отдаёте себе отчёт, что мы можем завязнуть в этой погрузке?! У нас восемь грузовиков и четыре…

– Три, – поправила его майора. – Сели три грузовика. С третьим завтра закончим. И будут вам ваши фишю плантации, – вспомнила она очередной французский эпитет, которыми любил красоваться канадец Молескин.