Александр Усовский - Переход хода

— Туфан, если ты не против, я до Эскишехира вздремну, а там ты меня разбудишь. Хорошо?

Господин Сарыгюль только улыбнулся.

— Проедем Биледжик — сам проснешься.

— Почему?

— Там начинаются холмы. Вверх-вниз, вверх-вниз.

— Ладно, проснусь так проснусь. А пока я вздремну, с твоего позволения.

Водитель молча кивнул и убавил до минимума звук радио — что-то бубнящего по-турецки; Одиссей за первый час дороги уже привык к нему, и никакого препятствия к здоровому сну турецкие дикторы для него уже не представляли. Устроившись поудобнее, Одиссей прикрыл глаза — и тут же окунулся в сладковатое марево утренней дрёмы.

Разбудили его, впрочем, не манёвры сарюгелевского "рено" по пересеченной местности — а сам лично господин Сарыгюль, что-то громко говорящий в трубку телефона. Одиссей открыл глаза, огляделся — вокруг за окнами пробегала холмистая полустепь. Ага, это мы, стало быть, уже взобрались на то самое нагорье, которое лежит на высоте где-то тысячу метров над уровнем моря… Гут, понятно. А горная цепь по правую руку — это, стало быть, предгорья Тавра, если ему не изменяет память.

В это время Туфан закончил говорить по телефону, взглянул направо, на своего попутчика — и, видя, что тот проснулся, протянул Одиссею телефон.

— Выбрось карточку.

Одиссей несколько изумился такому обороту.

— Зачем?

Господин Сарыгюль вздохнул и покачал головой.

— Я не хочу, чтобы в телефоне водителя был мой номер. Пусть будет много разных других. Если что-нибудь случится — по номерам телефонов никого не найдут. В памяти останутся номера выброшенных карт. Мусорных. Я их в Истанбуле десять штук купил. Я их буду каждый раз менять. Понял?

Одиссей пожал плечами.

— Ясно, что ж тут непонятного. Хорошо. — С этими словами он взял телефон Туфана, вскрыл его, извлёк СИМ-карту — и, приоткрыв окно, выбросил её на шоссе. Господин Сарыгюль кивнул, достал из кармана брюк конверт, и, протянув его Одиссею, попросил:

— А теперь новую, пожалуйста, вставь.

Одиссей подивился предусмотрительности курда, Однако! Если, действительно, вдруг случится какая-нибудь хрень, и водилу с грузом тормознут по дороге, арестуют, обыщут и изымут телефон — по номерам звонивших на его мобильный Туфана вычислить будет невозможно. Поскольку водитель тоже курд, он своего земляка полиции не выдаст ни при каких вариантах (не потому, что такой, блин, Марат Казей и герой антитурецкого сопротивления, а потому, что, предав своего соплеменника, он в мгновение ока становиться изгоем, не нужным ни семье, ни роду, ни племени; а в тюрьме сидеть с таким статусом ох как тяжеленько…). Что ж, береженого Бог бережет — а, поскольку мы сейчас в Турции, то занимается этим уже аллах…. Кстати, а где именно мы в Турции?

— Послушай, Туфан, мы уже где?

— Проехали Эскишехир. Скоро будет Чифтелер.

— А грузовик наш где?

— Проехал озеро Акшехир. Это от нас где-то двести километров вперед.

— Ясно. Мы где будем обедать?

Курд пожал плечами.

— Где захотим. Тут по дороге много где можно поесть. Только маленький выбор. Кебаб, чай, айран.

Одиссей махнул рукой.

— Нам хватит. Мы за сегодня до Конья доберемся?

Сарыгюль кивнул.

— Да. Там и переночуем.

Ясно. Эскишехир — знакомое название. Что здесь было? Кемаль в этих местах, на реке Сакарья, остановил продвижение греческих войск короля Константина, начавших наступление в начале июля двадцать первого года63 — кажется, так. Или, наоборот, здесь греки разбили турок? То, что бои здесь шли, он хорошо помнит, а вот кто одержал верх…. Нет, точно, Кемаль и его "новые турки" именно в этих местах сдержали греческий блицкриг — и даже, помниться, к середине сентября отбросили греков от речки; у них тогда встречное сражение шло чуть ли не двадцать суток подряд, и потери обеих сторон исчислялись жуткими тысячами убитых и раненых; пленных же, по здешним традициям, обе стороны не брали в принципе. Азия-с…

Ну а потом — история известная. Тринадцатого декабря в Турцию прибыл товарищ Фрунзе, а вместе с ним — сорок тысяч винтовок, триста с лишним пулеметов, полсотни орудий, и ещё кое-что по мелочам — шестьдесят миллионов патронов и сто пятьдесят тысяч артиллерийских снарядов. Одним словом, Михаил Васильевич изрядно подогрел Кемаля — ха, мало сказать "подогрел", у того вообще не было никаких других источников пополнения арсеналов, и помощь Украины (товарищ Фрунзе тогда, помнится, прибыл послом от Харькова, а не от Москвы) была как нельзя кстати. Турки за зиму и весну освоили полученное оружие, набрали рекрутов, поднакопили запасов — одним словом, хорошо подготовили своё аллаверды грекам — в то время как последние всё это время вели изнуряющую антипартизанскую войну на чужой территории.

И поэтому нет ничего удивительного в том, что, перейдя в наступление в августе двадцать второго года, турки наголову разбили греков, второго сентября взяли в плен греческого главнокомандующего Трикуписа с его штабом, а девятого сентября вернули под турецкий флаг последний крупный город континентальной Турции, остававшийся под греческой оккупацией — Измир, с взятия которого греками, собственно, и началась та война. Турки, помниться, трое суток резали и грабили греческую часть Измира — за что по сей день греками (а заододно и евреями, кстати, тоже круто пострадавшими в ту заваруху) искренне ненавидимы. Измир — это ведь Смирна, бывшая греческой со времен античности…. Да, места исторические. И Михаил Васильевич Фрунзе здесь сумел отличиться — впрочем, он везде был молоток. Если бы его в двадцать пятом году неумелая рука хирурга (неумелая или всё же чересчур умелая? Сие остаётся исторической загадкой, хотя Иосифу Виссарионычу, на какого смерть Фрунзе иные борзописцы вешают, гибель его была совсем не с руки) не отправила на тот свет — он был ещё много где успел бы отличится. Среднюю Азию он вернул под сень двуглаво… тьфу, под серп и молот? Он. Ежели бы не его ловкость в Хиве и Бухаре64 — ещё неизвестно, где бы легла южная граница Союза. Да и в Бальджуане мутная история с Энвер-пашой65 — не без товарища Фрунзе произошла. Так и с Кемалем — ежели бы не поддержка Михаила Васильевича, то ещё очень бабушка надвое сказала, когда б Кемаль свою революцию закончил бы…

Да, места исторические. Вот только жаль, что сегодня мы до Каппадокии не доберемся. Ладно, может быть, завтра будет время чуть-чуть отвернуть от маршрута и хотя бы мельком, но взглянуть на легендарную Ихлару (по шоссе Конья-Аксарай-Невшехир, примерно в двадцати километрах за Аксараем), где, по рассказам бывшей там в туристической поездке Герды, прямо посреди мирной деревни начинается ТАКОЕ! Она там была году где-то в девяносто шестом, и рассказывала с ужасом и трепетом о каменном узком и длинном колодце, тянущемся почти на шестнадцать вёрст, и куда можно спуститься по многопролетной, где-то в пятьдесят этажей, металлической лестнице в триста восемьдесят с чем-то ступеней. Увидеть бы самому, воочию, это чудо!