Нил Стивенсон - Интерфейс

Боже, да он рыдает. Правой рукой он сжал ее ладонь, а левой рукой – запястье, как будто только чудовищным усилием воли удержавшись от объятий. Он не произнес ни слова, только качал головой. Его так переполняли эмоции, что он попросту не мог говорить.

– Над баром висит телевизор. Мы только что смотрели CNN, – объяснил Огл. – Это было невероятно.

Внутри ресторана творился какой-то кавардак. Когда Мэри Кэтрин подошла поближе – впереди плачущий итальянец, Огл замыкает – шум усилился, а когда она оказалась внутри, достиг взрывной мощи.

В глубине ресторана располагались уютные маленькие столики, а переднюю его часть занимала длинная стойка, за которым уже не оставалось места. Его заполняли мужчины в костюмах. Это было дорогое заведение, здесь собирались, чтобы подкрепиться мартини и минералкой за пять долларов, крупные оптовики, а также адвокаты и банкиры, которые на них кормились.

Сейчас все они стояли; все они выли, аплодировали, топали ногами, свистели, как будто «Медведи» только что заработали тачдаун {30} 30 6 очков. Тачдаун зарабатывается, когда игрок с мячом забегает в очковую зону соперника или получает пас, находясь в очковой зоне соперника или мяч в руках игрока полностью попадает в очковую зону, причем сам игрок может в зоне не находиться (просто как иллюстрация к предыдущему примечанию) . Все они совершенно свихнулись.

И все они смотрели на Мэри Кэтрин

Она замерла на месте, потрясенная и напуганная, и Огл чуть не врезался в нее сзади. Он легонько коснулся ее плеча и наклонился поближе.

– Притворитесь, что их не существует, – сказал он, не повышая голос, но проецируя его по-актерски, чтобы перекрыть гам. – Вы королева Англии, а они – забулдыги в канаве.

Мэри Кэтрин отвернулась. Она избегала взглядов. Она уставилась в спину метрдотеля, который пробивался сквозь толщу костюмов, прокладывая для нее путь, и проследовала за ним в глубину ресторана. Люди в баре скандировали: Коззано! Коззано! Коззано!

Половина сидящих за столиками поднимались со стульев, когда она проходила мимо. Почти все они аплодировали. Метр подвел ее к столику в самом дальнем углу, за перегородкой. По крайней мере хоть какое-то подобие уединения. Только Мэри Кэтрин и Огл.

– Я очень, очень сожалею обо всем этом, – сказал Огл после того, как летучая бригада юных итальянцев в белых фартуках усадила их и снабдила меню, водой и хлебными палочками. – Мне следовало провести вас через задний ход.

– Все нормально, – сказала она.

– Нет-нет, мне очень стыдно, – сказал Огл. – Это ведь моя работа. Очень непрофессионально с моей стороны. Но здешний телек без перерыва крутит CNN и я не обратил внимание, что прямо перед вашим приходом пошел именно этот сюжет.

– Мощный сюжет, – сказала она.

– Это было невероятно, – сказал Огл. Он уставился в пространство.

Его лицо расслабилось, а глаза расфокусировались. Несколько секунд он просидел без движения, едва шевеля губами и качая головой, пока видеомагнитофон в его мозгу повторно воспроизводил сюжет.

Наконец он очнулся, сморгнул и посмотрел на нее.

– Этот момент, когда из Пита Леджера вышибло дух... Не думал, что вообще когда-нибудь такое увижу.

– Я тоже, – сказала она. – Мне он казался выше таких приемчиков.

– Ну, – сказал Огл. – События-то происходят из ряда вон.

Они погрузились в беседу о предварительной кампании и самодеятельных петициях о внесении имени ее отца в бюллетени, подписи под которыми собирали в нескольких штатах, а затем переключились на инсульт и его последствия. Мэри Кэтрин выражалась как можно туманнее, и Огла, казалось, это вполне устраивало; едва беседа затрагивала состояние ее отца или его политические перспективы, Огл слегка краснел, явно чувствуя себя не в своей тарелке, как будто подобные вопросы не укладывались в концепцию южной галантности и он не знал, как на них реагировать.

Ей очень редко выпадал шанс увидеть отца за работой. Но она знала, что именно так он и действует: много болтовни о пустяках. Итальянская манера. Она прекрасно гармонировала со сдержанной учтивостью южанина Огла.

В сущности, Огл, казалось, вообще не испытывал желания говорить о делах – как будто гражданские беспорядки в баре вызвали в нем такое глубокое смущение, что он никак не мог заставить себя вернуться к этой теме. Поэтому, дождавшись подходящей паузы в разговоре, Мэри Кэтрин решили открыть огонь первой.

– Вы зарабатываете на жизнь организацией кампаний. Ни мой отец, ни я никуда не баллотируемся. Зачем вы пригласили меня на обед?

Огл сложил руки на коленях, отвел глаза и некоторое время изучал еду на тарелке, как будто только что заметив ее.

– В моей сфере деятельности довольно людно. Прямо сейчас большинство профессионалов занято проведением кампаний для разных кандидатов. Но не я. Пока что я держу все свои ресурсы при себе.

– Это осознанная стратегия?

– В некотором смысле, – сказал Огл, пожимая плечами. – Иногда сдержанность окупается. Если вступить с игру слишком рано, рискуешь связаться с неудачником. По ходу дела ты успеваешь вызвать неприязнь у номинанта, и к выборам как таковым остаешься без заказов – а именно на выборах и тратятся настоящие деньги.

– И вы придерживаете коней, пока не разберетесь, кто будет номинирован с наибольшей вероятностью. После этого вы пытаетесь заполучить его к себе в клиенты.

Огл нахмурился и уставился в потолок с таким видом, как будто беседа пошла не совсем так, как он планировал.

– Проблема не только в этом. Я работаю довольно давно, и честно говоря, уже начал уставать.

– От своего дела?

– От некоторых его аспектов, да.

– От каких именно?

– От организации кампаний.

– Не понимаю, – сказала Мэри Кэтрин. – Я думала, вы и есть кампания.

– Было бы неплохо, но на самом деле я все лишь пресс-консультант.

– О?

– Механизм кампании включает в себя национальный партийный комитет со своей иерархией; личного менеджера кандидата со всеми его подчиненными, а также группы влияния, к которым они относятся – каждая с собственной структурой.

– Звучит ужасно запутано.

– Дьявольски запутано. Если вы позволите привести аналогию из вашей профессиональной сферы, мисс Коззано, то проведение кампании – это трансплантация сердца и легких в живое политическое тело. Это невероятно сложный и комплексный процесс, требующий величайшей точности исполнения. Им не может управлять комитет, а в еще меньшей степени – комитет комитетов, которые в большинстве своем ненавидят и боятся друг друга. По сравнению с трудностями, которые мне требуется преодолеть, чтобы произвести один-единственный тридцатисекундный рекламный ролик, процесс воцарения среднего византийского императора прост и элегантен.