Вячеслав Рыбаков - Наш городок (Файл №224)

Она успела разобрать, что вокруг костра стоят люди. Много людей. Их смутные, одинаково мерцающие отраженным светом лица, по­хожие на маски, были неподвижны. Люди молчали, словно ожидая чего-то.

Скалли попыталась понять, как она здесь очутилась. Это ей не удалось. Она помнила, что входная дверь в дом Дорис Кернс оказа­лась открытой, а свет внутри не горел. По­звав миссис Кернс и не получив ответа, Скал­ли вошла; попыталась включить лампы. Выключатель щелкнул, но лампы не зажг­лись — вероятно, что-то случилось с пробка­ми или проводкой. Продолжая звать, Скал­ли вынула фонарик, затем — пистолет и, напряженная и немного уже напуганная, дви­нулась в глубину дома, подсвечивая себе узким ярким лучом. Видимо, луч и сыграл с нею злую шутку — все, куда он не попадал, по контрасту совершенно тонуло во тьме. В ней можно было, наверное, спрятать роту солдат или стадо слонов... Пока Скалли случайно не ткнулась бы лучом в один из хобо­тов или в одну из винтовок, — она не заме­тила бы засаду нипочем. Впрочем, не было ни роты, ни слонов. Был, скорее всего, кто-то один, может быть, двое. Когда Скалли дошла до кухни и увидела на полу лаково отблес­нувшие черные пятна, она направила свет на них — пятна стали алыми, и Скалли, уже понимая, что это кровь, много крови, все-таки машинально нагнулась, чтобы удостоверить­ся, протянула руку, желая тронуть край пят­на пальцем... А потом она уже была здесь, связанная, у костра.

Очень болела голова. Просто чудо, что ее не размозжили и череп выдержал. «Крепкий у меня череп», — подумала Скалли.

Она снова открыла глаза, лишь когда тол­па по ту сторону костра затянула какую-то дикую, нечеловеческую песнь на одной ноте, без слов; сначала тихо, потом громче, еще громче.

Пламя ревело, и огненная метла, ходя хо­дуном от порывов ночного ветра, свирепо мела черное, беззвездное небо. С треском лопались поленья, далеко разбрасывая крутящиеся вих­ри искр.

Какой-то человек — Скалли показалось, что это был доктор Рэндолф, но под при­сягой она не решилась бы этого утверж­дать — в сопровождении двух помощни­ков с громадным чаном в руках принялся обносить неподвижно стоящих певцов хоро­шей едой. Каждый из стоящих, не прекращая гудеть общую песнь, подставлял доктору свою миску, и тот, кто показался Скалли похожим на доктора, металлическим черпа­ком наливал в миски какую-то баланду из чана.

Потом в толпе прокатилось некое смяте­ние, песня чуть поломалась. Скалли видела немного нечетко, все плыло — наверное, пос­ле удара но голове; вдобавок события происходили по ту сторону костра, и буйное пламя слепило, так что лишь смутные пятна чьих-то лиц маячили и перемещались, слов­но рыбы в давно не мытом аквариуме, во мра­ке по ту сторону ревущего ада. Но ей пока­залось, что это мистер Чейко, явно не к радости доктора невесть откуда и зачем по­явился перед толпой, крича и размахивая ру­ками.

— Вы сошли с ума! Посмотрите, что вы натворили! Боги отвернутся от нас! В вас говорит уже не вера, а простой животный страх! Я ли не учил вас не бояться? А вы струсили, и теперь все может рухнуть! Раз­ве можно есть своих? Я предупреждал вас, я запретил трогать Дорис Кернс! Почему вы перестали слушать? Раз начав, вы уже не остановитесь — и вскоре не останется никого, вы все сожрете друг друга! Есть надо ее! — немощно кричащий седой человечек на миг вытянул руку в сторону связанной Скалли. — Чужих! Где ее дружок? Вы его упустили! Вам захотелось легкой добычи? Значит, вы не люди!

— Думаю, — с каким-то странным удов­летворением проговорил тот, кого Скалли приняла за доктора, — вам уже не имеет смысла волноваться из-за наших проблем.

Он явно подчеркнул «вам» и «наших», как бы выводя кричавшего за рамки «нас». Старичок осекся, судорожно глотая воздух рас­пахнутым черным ртом.

Толпа раздалась в стороны, пропуская на­встречу кричавшему нового человека. При виде его старик попятился. Человек был абсо­лютно гол, лишь лицо его было скрыто аляпо­вато размалеванной первобытной маской. «Жрец, — подумала Скалли. — Наверное, я со­шла с ума и брежу. Наверное, меня огрели по голове чересчур сильно, и череп оказался не таким уж крепким».

Ей было легче и желательнее поверить в это, нежели в то, что все происходящее происходит на самом деле.

В руках голого жреца была секира. Пламя костра тускло, скользко и рвано отсверкивало на просторном лезвии. Словно по команде — хотя жрец лишь появился и не сказал при том ни слова, — несколько человек, стоявших по обе стороны от старика, споро и грамотно подскочили к нему и схватили за локти. Старик даже не пробовал отбиваться. Он лишь напрягся и заорал с натугой, явственно пыта­ясь через головы окруживших его мелких пра­вителей докричаться до толпы, до масс, до ря­довых жителей и, возможно, даже рассчитывая на их поддержку:

— Вы погибнете! Вы губите себя! Убив меня, вы убьете город! Город — это я, и без меня ему не выстоять!

Толпа была как все толпы — смотрела, слу­шала, ужасалась и ничего не делала, смиренно глядя, как меняется власть и новые влас­тители торопливо и немного нервно готовят себе из старого владыки ужин. Со старика сорвали куртку, потом рубаху и, заломив ему руки за спину, уложили на какое-то метал­лическое ложе — сродни, верно, прокрустову. Старик больше не кричал. Вокруг его шеи застегнулся круглый металлический воротник-фиксатор. Голый жрец подошел ближе и под­нял секиру.

Толпа запела громче.

Скалли зажмурилась.

Она не знала, сколько прошло времени. Наверное, не так уж много. Она открыла гла­за, когда услышала приближающиеся мно­жественные шаги. Да, это был доктор. И еще кто-то — Скалли не знала. Прокрустово ложе было пустым, под фиксатором на зем­ле темнели пятна натекшей крови. Голый жрец стоял с секирой чуть поодаль и чего-то ждал.

Через мгновение Скалли поняла, чего. Ее отвязали от ведьмина костыля и с постными лицами, стараясь не встречаться с нею взгля­дами, поволокли к прокрустову ложу. Скал­ли попыталась закричать, но даже мычание заглохло где-то в гортани — славно ей зак­леили рот, славно, со знанием дела. «Этого не может быть, — думала Скалли; душа у нее будто смерзлась, никак не принимая действи­тельности. — Просто не может быть. Никак не может». Ее распластали на ложе затыл­ком вверх. Умом понимая, что идут после­дние мгновения, но так и не в силах это при­нять, она задергалась из последних сил. Наверное, так мог бы егозить в попытках со­хранить целостность своего драгоценного тельца дождевой червяк под протектором на­катившего контейнеровоза. Прямо перед но­сом Скалли была земля, пропитанная кро­вью, она чувствовала запах, и от ее дыхания мелкие комочки и песчинки шевелились, шаловливо перекатываясь с места на место. Будто играли в пятнашки. Скалли постара­лась отвести взгляд от этой нехорошей зем­ли; почему-то у нее не было сил закрыть глаза, она просто не могла ждать удара с зак­рытыми глазами, не зная, когда он случится; зачем-то, Бог весть зачем, ей надо было это знать. Краем зрения она вполне отчетливо ви­дела голого жреца в маске: его широко рас­ставленные волосатые крепкие ноги, его си­нюшный, словно не первой свежести цыпленок, вздрагивающий от возбуждения член — жре­цу явно очень нравилось делать секирой то, что он делал... потом мускулистый живот... выше все терялось, было не повернуть голову и не скосить глаза сильнее, — но каким-то чудом Скалли угадала, что руки с секирой медленно, сладострастно пошли вверх в тор­жественном замахе. Толпа запела еще громче.