Виктор Антоненко - Охота на бога

Настя Орлова лежала на широкой лежанке, заботливо укрытой в три слоя чистыми стёгаными одеялами:

— Прокоп, когда Николай придёт? Позавчера ещё обещался.

— Почивает батюшка, — благостным голоском проблеял старичок. — Подымется, навестит, — затем поправил висевшую над узким дощатым столом тусклую керосиновую лампу, подкрутил в ней фитиль и сдержанно кашлянул: — Кхэ-кхэ… Слава тебе Господи, жив-здоров. Покушал вчера хорошо.

Из притемнённого уголка, занавешенного лёгкой узорчатой камкой, донёсся беспечный голос Алексея Бусина:

— Дедушка, а есть ещё пирожки с брусникой?

— Как не быть, — обнадёживающе крякнул приветливый дедуля.

— И печёнку всю доели, — разохотился Бусин.

— Доели, — передразнила Настя. — Об одной жрачке и думаешь. Утроба ненасытная.

— А я, может, от нервов, — начал оправдываться Алексей.

— Сейчас, касатик, принесу, — Прокоп вышел и затворил за собой дверь: некоторое время было слышно, как старик с обратной стороны возится с неподатливым засовом.

Алексей встал, натянул на плечи пёстрое лоскутное одеяло и, обиженно покосившись на Настю, подошёл к столу.

— Проглот, — фыркнула Настя.

— Чего ты всё цепляешься, придира? — незлобиво огрызнулся Алексей, усаживаясь за стол. — Я тебя сюда запер, что ли? Мне, может, хуже, чем тебе. Ты вон, отряхнулась и поехала. А мне куда?

— Домой, — не задумываясь, присоветовала Настя.

— Нет у меня дома, — пожалился Алексей. — Да и в розыске я, как особо опасный.

— Ты в розыске? — удивилась Настя. — Лёшка, ты только мне не заливай. Ладно? У меня на таких, как ты, нюх. Ты же никчёмный. Как тебя-то угораздило?

— Да… — опечаленно вздохнул Алексей, — Антон Николаевич меня во всё это втянул.

— Во что, в это? — поинтересовалась Настя.

— А я знаю? Во что? — Алексей пожал плечами. — Говорит, задание…

Дверь скрипнула и приоткрылась. На пороге появился чернобородый мужичок с маленькими слезливыми глазками:

— Анастасия Игоревна, вас Николай Михайлович к себе зовут.

Настя, не заставив себя долго ждать, спешно собралась и вышла.

— Сюда, милая, — щуплый мужичонка с жиденькой бородкой проводил Настю вниз по крутой дощатой лестнице к железной двери, похожей на крышку старинного сундука. — Дальше сами ступайте. — И передал спутнице керосиновую лампу. — Я здесь посижу. Там направо повернёте.

За тяжёлой кованой дверью обнаружилась крутая лестница.

Настя с лампой в руках осторожно спустилась по каменным ступенькам, завернула за угол, прошла по длинному туннелю и вскоре оказалась в просторном хорошо освещённом зале без окон: стены и сводчатый потолок выбелены; деревянный пол заботливо выстлан ткаными половиками ручной выделки.

Навстречу Насте из-за стола, заваленного всякой съедобной всячиной, неуклюже вскочил Кашин и радостно бросился к ней навстречу:

— Настька!

Орлова и Кашин обнялись.

Кашин, постепенно распаляясь, осыпал Настю жадными поцелуями, бормотал ей бессвязные слова нежности, безудержно тискал, трепал и мацал её по-всякому, как мог, наслаждаясь уже немного подзабытым и пьянящим ощущением упругой мягкости тёплого женского тела.

— Да подожди ты, коршун, — придушенно прошептала Настя, стараясь не выронить из рук керосиновую лампешку. — Охолонись…

— Орлица ты моя ненаглядная, — страстно и ласково нашёптывал любвеобильный Кашин, увлекая упирающуюся Настю ближе к постели с примятой пуховой периной.

— Пусти, задавишь, — начала уже всерьёз вырываться Настя и больно укусила отца своего ребёнка за ухо.

— У-уй!! — вскрикнул Кашин. — Блин! Настька! Ты чего?!

— Ничего, — Настя высвободилась из жарких объятий, поправила курточку и, довольная встречей, отошла к столу. — Налетел, как оглашенный. Совсем одурел от радости? Говорю же, ребёночек у нас.

— А-а-а! — спохватился Николай, вспомнив о недавнем признании Насти. — Какой же я остолоп! На, откуси второе.

— И откушу, — кокетливо пригрозила Настя и, сев за стол, с любопытством оглядела необычное помещение, со вкусом обставленное добротной резной мебелью. — Прямо хоромы царские.

Николай подсел к Насте и увлечённо поделился последними впечатлениями:

— Настька, я офигиваю, чего здесь делается! Они меня точно с кем-то перепутали. Дремучие. Чуть что, сразу на колени бухаются, прощения просят. Говорят, я им ниспослан. Избранным меня называют. Спасителем каким-то.

— Сектанты, — предположила Настя. — У меня всё из головы не идёт. Семён им такую кровавую баню устроил, а они, как муравьи, лезут и лезут.

— Фанатики, — Кашин облокотился на стол. — Я пару раз выйти пробовал. Какое там. Сбегаются всем табором. Плачут, молятся, в ноги бросаются. До истерики себя доводят. Такой бедлам поднимают… А сегодня не стерпел — наорал на них. Сказал, пока тебя не увижу…

— Молодец, Коль, — благодарной улыбкой просияла Настя. — Нас с Лёшкой тоже не выпускают…

В проёме двери появился высокий человек богатырского сложения, одетый как монах-схимник. Из-за спины великана, сбоку, высовывалась голова чернобородого мужичка: скорбный домик мохнатых бровей обрамлял его мокрые подслепые глазки; взгляд пронзителен и трагичен.

— Николай Михайлович? — напыщенно обратился исполин в рясе и поклонился.

— Я, — подтвердил Кашин.

Чернобородый мужичок, аккуратно придерживая керосиновую лампу, проворно выскочил вперёд, подошёл к Насте и, нахраписто подталкивая её к выходу, монотонно, как обычно просят милостыню, плаксиво запричитал:

— Пора, матушка. Отцу Иломею потолковать надо с батюшкой нашим. О своём. Как поговорят, так и вернётесь. Пойдёмте, пойдёмте, матушка.

Настя не успела опомниться, как очутилась за дверью. Юркий мужичок, продолжая на ходу распевать свою непрерывную мольбу — «следовать за ним», увлекал Настю всё дальше и дальше вглубь нескончаемого прохода, к лестнице.

Представительный гость в монашеском одеянии остался наедине с Кашиным, слегка наклонил голову и с достоинством представился:

— Братья зовут меня отец Иломей.

— Куда он её повёл?! — Кашин вскочил и, опрокинув стул, кинулся к двери, порываясь догнать Настю, но угодил в распростёртые объятия монаха.

— Она сейчас вернётся, — умиротворяюще пропел отец Иломей, преграждая дверь. — Что вы так волнуетесь?

— А вы не догадываетесь?! — с вызовом бросил Кашин, отступив назад.

— Ну, почему же, — отец Иломей заботливо подобрал полу холщевой рясы и скромно присел на краешек стула, рядом с дверью. — Поймите, все ваши враги…

— Какие враги?! — клокотал Кашин, поглядывая на приоткрытую дверь. — Где?! Только и слышу в последнее время…

— Вы должны знать… — смиренно увещевал отец Иломей.

— Про заговор генералов?! — горячился Кашин. — Слышал уже от одного ухаря. И что я млешник…