Виктор Антоненко - Охота на бога

Спустя некоторое время Антоний сел в пригородную электричку и, отъехав от города на добрую сотню километров, набрал нужный номер телефона:

— Алё! Андрей Александрович? Ратников.

— Антон Николаевич. Отрадно слышать. Надеюсь, вы в добром здравии…

— С кем имею честь?

— Алексей Константинович, к вашим услугам. Андрей Александрович ещё не подошёл, но он о вас не забыл. Помнится, вы ему кое-что пообещали, да запропастились куда-то.

— Он мне тоже кое-что обещал.

— Неужели?

— Вы кто?

— Один из тех, кто принимал участие в пополнении вашего банковского счёта в Берлине на триста миллионов долларов. Так что ко мне у вас претензий быть не может.

— Ведуна тоже вы прислали?

— Ах, вот вы о чём. Врачеватели млешников — это особый вид ведунов. Они призваны не только лечить их, но и защищать. А вы?..

— А что мы?

— Зачем вы его убили?

— Он набросился на моего друга.

— Этого не может быть. Скорее всего, ваш друг попал под воздействие ударной волны его энергетического поля. В конце сеанса биотерапии случается….

— Оставьте эти свои мудрёные штучки. Если бы не ведун…

— Млешник выздоровел?

— Да.

— Тогда в чём, собственно?

— Одну минуту. Я перезвоню, — Антоний отключил телефон и, достав второй, ещё раз перепроверил счёт в банке: на личном счету Антония в Берлинском отделении Коммерцбанка уже несколько дней числилась крупная денежная сумма свыше трёхсот миллионов долларов США.

Антоний снова вышел на связь:

— Ратников. Извините…

— Это лишне. Ближе к делу.

Антоний назвал точные место и время передачи млешника и спросил:

— Кто за ним придёт?

— Их вам представят.

— Кто?

— Ваш командир, Медунов.

— Медунов?!

— Что-то не так?

— Нет. Меня смущает…

— То, что Медунов…

— Ведун… — по-своему продолжил чужую мысль Антоний.

— Медунов?! Вы уверены?

— Нет, но…

— Медунов сотрудничает с нами.

— Что-то не похоже. Я и мой друг по сей день в федеральном розыске.

— Уже нет. Впрочем, если вы намерены изменить условия сделки… Не забывайте, мы заплатили за живого млешника.

«Дьявол! — с досадой спохватился Антоний. — Как бы Семён сгоряча дров не наломал».

— На счёт этого не беспокойтесь, — поспешил заверить Антоний. — Вот только, Медунов…

— Да какая разница, ведун, не ведун? Рядом будут наши люди.

— По острию ножа ходите.

— А вы как хотели? Больших денег без риска не бывает.

— Хорошо-хорошо, убедили. Жду.

— Постараемся без опозданий.

В телефонной трубке раздались гудки.

Антоний сразу же позвонил Семёну:

— Алё, Семён?

— Кто спрашивает?

— Ну кому ты ещё нужен, обормот?

— Ты что ли, Антон?

— Слушай и запоминай. Лицензия на отстрел млешака отменяется. До вечера чтобы ни один волос с его головы… Повтори.

— Доктор сказал, в морг не надо, будет жить.

— Сёмка! Не зли меня.

— Беречь как зеницу ока.

— Скоро буду.

Антоний отключил телефон и посмотрел в окно: моросил дождь.

«Почему Медунов? — никак не шло из головы Антония. — Как всё запуталось. Станция! Так. На выход и домой. Вот только когда теперь следующая электричка назад пойдёт?..»

Подойдя к дому, Антоний почувствовал что-то неладное: небольшой дворик уже не казался таким уютным и чистеньким, как прежде; там и сям топтались неорганизованные группки местных жителей и о чём-то негромко переговаривались; пахло сгоревшей электропроводкой.

«Валгаи! — бросилось в голову. — Прознали?!!»

Вбежав в подъезд, он ринулся вверх по лестнице и чуть не упал на осклизлых деревянных ступеньках: всё вокруг было перепачкано кровью. Входная дверь в квартиру открыта на распашку. С оглядкой он ступил внутрь: в прихожей на полу в липкой луже крови лежал Артём с размозжённым черепом; в большой комнате у разбитого окна, сжавшись в комок, хрипло дышал Семён; возле валялся истерзанный бронежилет.

Решительно всё: потолок, стены, мебель — изрешечены пулями и забрызганы ошмётками какой-то зелёной слизи; пол усыпан множеством стреляных гильз.

Антоний подскочил к Семёну:

— Живой! Живой, чёрт! Куда тебя?!

— Затылок.

— Где?

— Внутри.

— Где внутри?

— Болит. Тут у них… грибы…

— Какие грибы? А… грибы. Ты лежи, лежи. Где болит?

— В голове… и рука… немеет.

— Ты ранен?

— Нет. Полиция… там… Валгаи… — сбивчиво заговорил Семён. — Они… засветились. Я пальнул по ним. По грибам. Взрыв. Ведун на меня. Белый, как мел. Валгаев туча. Бабы, дети. Орут. Визжат. Сколько я их здесь положил! Всех с собой унесли. Потом копы откуда-то нарисовались. Вопросы всякие. Голова… Антон… чего-то у меня с башкой? Гражданские пришли. Полицейские уехали…

— Млешник где?

— Валгаи забрали, — Семён попытался встать. — Догоним. Они… только-только… Я… я в порядке.

— Да плевать на него! — Антоний помог другу подняться. — Главное, цел…

— Слушай, я раньше даже не замечал, как много мы руками всего делаем. Вот, так оторвёт…

В комнату почти неслышно вошёл Медунов в сопровождении двух вооружённых мужчин.

— Опять безобразничаешь, брат? — лицо Медунова было одновременно суровым и грустным. — Заставляешь меня, старика, лишний раз волноваться. Не стыдно?

Антоний усадил Семёна на стул и тихо шепнул: — О млешаке ни звука. — Затем подошёл к Медунову, и, как ни в чём ни бывало, поздоровался: — Извините, Борис Викторович. Для братства старался.

— Для братства? — Медунов крепко пожал руку Антония. — Или для этих?

— Для кого? — Антоний, недоумевая, округлил глаза.

— Хватит ваньку ломать, Антон, — с укоризной побранил Медунов. — Чего ты, ей Богу, как с цепи сорвался? Не доверяешь — скажи прямо. Облегчи сердце.

— Я?.. — неподвижный магнетический взгляд Медунова никак не давал Антонию сосредоточиться. — Ну, вы просто железный человек, Борис Викторович. Это не я. Это ваш Грумов с цепи…

— Ну, во-первых, — не полез за словом в карман Медунов, — он уже не мой. Ты бы ещё полицию вспомнил…

— И полицию, и Орлову, — продолжил список претензий Антоний.

— Не спеши с выводами, сынок, — Медунов по отечески бережно приобнял Антония за плечо и увлёк к окну. — Одно дело — наши с тобой личные отношения, и совсем другое эти…

— А что, между нами остались какие-то отношения? — занозисто спросил Антоний.

— Тебе решать, — Медунов устало вздохнул, и в его чёрных умных глазах блеснули тёплые стариковские слёзы. — А я для себя уже всё решил. Один ты у меня, паршивец. Вся эта карусель-неразбериха началась, когда Грумов мою группу возглавил.

— Грумов?! — опешил Антоний.

— Он, шкура барабанная, — нутряным эхом отозвался Медунов и на своём обычном, вывернутом, ужином языке добавил: — Сволочь редкая. Твои ребята его подручных завалили, а крайним я оказался. Пришлось переметнуться. Закончилась моя охота.