Бернард Маламуд - Милость Господа Бога

Коуну показалось, что обезьяны устали и им надоела игра. Но нет, они продолжали, и он начал терять надежду. Тогда он в бешенстве закричал:

— Варвары! Скоты! Только бессердечные животные способны отнять беззащитное дитя у отца и матери и не внять их мольбам о пощаде, не прислушаться к их воплю отчаяния. Я проклинаю вас! Если у вас есть какое-то подобие душ, то да покарает их Всевышний! За чинимое вами зло! Во веки веков! Господи, пошли на них Третий Потоп, глубже и страшнее прежних!

Коун опустился на колени и вознес Богу молитву о спасении ребенка, но потом подумал: «А может быть, Он не желает иметь на земле пятидесятипроцентного человека? Возможно также, что Он уже забыл звук моего голоса».

Наступила ночь. В последних отблесках света можно было еще видеть маленькую тень, мелькавшую между погрузившимися в темноту деревьями. Слышалось тяжелое дыхание Марии Магдалины, тень которой, побольше, металась в безнадежных попытках вырвать дитя из безжалостных лап. Когда стало совсем темно, Ривка упала на песок и два бабуина, сидевшие все это время в кустах, Макс и Артур, разорвали ее на части и поспешно сожрали.

Самым ужасным было ощущение, что никто, в сущности, этого не хотел. Как сказал Раши, «это подготавливалось с самого начала, с первых шести дней творения».

Показался месяц, и Коун отыскал свое копье. (Если бы он во-время метнул его в Эсава, могло ли это изменить ход событий и спасти Ривку? Если бы Эстергази и Бромберг увидели, что копье торчит в волосатой груди Эсава, могло бы так случиться, что, испугавшись, они выронили бы Ривку, а Мария Магдалина подхватила ребенка?)

Во мраке леса Коун охотился за дьяволом.

В листве показалась чья-то голова, повязанная белым, и Коун метнул изо всех сил. Послышался ужасный крик и стон умирающего, которому не хотелось умирать. Тело тяжело грохнулось на землю.

Всю ночь Коун бродил по лесу в поисках Марии Магдалины, а когда стало светлеть, вернулся, чтобы похоронить Эсава. На земле лежала обезьяна, вся в крови, с копьем, торчащим из груди. Это был не Эсав, а белая обезьяна-альбинос. Таинственное создание выглядело не очень привлекательно. Просто грязная белая обезьяна. Но у Коуна было такое ощущение, что он убил человека.

Буза он нашел спокойно спящим на Школьном Дереве. Коун запретил обезьянам спать на этом дереве, и никто, кроме Буза, не нарушал запрет. Коун взобрался на дерево и сделал то, что, по его мнению, он должен был сделать.

Буз вздрогнул от испуга и проснулся. Его ноги были связаны, а тело привязано к ветке, на которой он спал. Он сердито оскалился. Коун влепил ему пощечину.

— За что? Я-то в чем виноват?

— Ты предал меня, которого сам называл «пап», свою мачеху и свою сводную сестру. За это ты будешь наказан. Я отрежу проволочки, без которых ты лишишься дара речи.

— Пожалуйста, не надо.

— Мне очень жаль, но у меня нет выбора. Ты предал нас и передал в руки отвратительных убийц. Из-за тебя мне пришлось открыть дверь. Теперь ребенок мертв. Ты из зависти и ревности вступил в сговор с Эсавом и другими, чтобы похитить ребенка.

— Я пришел за конфетой. Ты сам виноват, что не закрыл дверь, когда я вошел.

— Они навалили камней мне на грудь. Я чуть не задохнулся, а ты даже не попытался мне помочь. Ты бросил меня в беспомощном состоянии. Ты, наконец, мог вернуться после и помочь мне, но не сделал этого.

— Ничего подобного. Я присоединился к их играм, чтобы все время шпионить за ними, чтобы предупредить, если они захотят тебя убить.

Коун достал из кармана плоскогубцы.

— Пожалуйста, не отнимай у меня язык, — умолял Буз. — Возьми все, что хочешь, только не это. Самому страшному врагу доктор Бюндер бы этого не сделал. Он любил меня как отец.

— А разве я не был отцом и не любил своего ребенка? Бог дал, и Бог отнял.

Коун отрезал концы проводков, но Буз успел крикнуть:

— Я не Буз, меня зовут Готлиб.

Утром, как обычно, шимпанзе собрались на Школьном Дереве, грызли семечки и плевали шелухой на голову своего лектора, сидевшего на кафедре.

Сколько он ни искал, он так и не нашел Марию Магдалину. Эсава и Готлиба тоже не было.

Как только он заговорил, близнецы начали гудеть. Хетти крикнула что-то похожее на «хойти-хойти».

Коун был настроен поговорить о том, какой была Ривка, передать словами кошмар происшедшего, рассказом о ней вернуть ее к жизни. Они молча выслушали, но как только он остановился, близнецы начали издеваться над ним и швырять в него комки эвкалиптовых листьев и камешки. Хетти и Мельхиор тоже запустили в него по ореху. Он умолял их ради своего же блага и ради будущего объявить пост. Они ответили издевательским: «Тю-ю-ю!» И вдруг он понял, что все они потеряли дар речи. Этого он не хотел. Ему стало еще тяжелее.

Он побежал к пещере, чтобы там укрыться за толстыми бревнами передвижной стены, успокоиться, обдумать ситуацию и решить, как ему быть дальше. Может быть, поискать способа бежать с острова. Дождаться отлива и уплыть подальше.

И потом вечно дрейфовать в открытом море? На плоту? Наедине со своей отрастающей бородой?

У водопада он увидел Марию Магдалину. Обрывки ее белого платья валялись на траве. Эсав сидел на ней верхом и, делая свое мужское дело, одновременно ел банан. Кончив, он сел на траву и очистил себе другой банан.

Подошел Готлиб, закинул ногу, оседлал Марию Магдалину, сделал то же самое и с гордым видом отошел в сторону. У Эсава был вид потерпевшего поражение. Он опустил глаза и перестал есть банан.

Готлиб ударил себя кулаком по груди и поднял руку, показывая, что шимпанзе номер один — он.

Эсав не спорил.

— Мария Магдалина, — в отчаянии позвал Коун. — Я здесь.

Увидев его, все трое на четвереньках отбежали подальше к деревьям.

— Ты забыла про Ромео и Джульетту? Любовь! Любовь! Любовь!

Он подождал, но ответа не услышал. Может быть, он оглох? Или она не хотела слушать его?

У нее не было больше слов.

Ночью, когда он запихивал свои пожитки в старые мешки, шимпанзе тараном взломали бревенчатую стену и ворвались к нему в пещеру. Впереди атакующих был Готлиб. Коун забился под кровать.

Прежде всего обезьяны набросились на запас свежих и сушеных фруктов, затем принялись открывать остававшиеся еще от старых запасов банки с тупцом, маслинами и спагетти. Они изорвали всю его одежду, переломали все, что годилось для письма, разбили глиняные маски и вазы, изорвали книги и всю бумагу, какую только смогли найти, сломали саблю и камнем раздробили затвор винчестера. Под конец они напились пива и остатки вылили на землю. Готлиб одел галоши и шлепал в них по лужам пива.

Эсав с размаха одним ударом топора разбил все пластинки, а затем отцовский патефон.