Георгий Старков - Ночь

Но ведь для того и предназначался Маяк — чтобы я увидела и пришла, разве не так? Иначе почему его поставили на такой высоте?.. Те люди, они понимают: единственное, что может помочь нам продержаться — сплочение. И, быть может, какой-нибудь другой потерянный человек в соседнем городе уже встаёт на путь, отражая восхищёнными глазами синий отблеск.

Я думала, думала, но так и не решилась. Слопала вместо этого двойную порцию пищи и мерила шагами свой дом, который недавно был таким тёплым. Мне становилось страшно до потери пульса от одной мысли про лес; всю сознательную жизнь я жила в городе, редко выходя за пределы своего квартала, и лес был для меня совершенно чужим зловещим миром. Когда мы ходили осенью по грибы, я боялась оставаться одна среди деревьев даже на минуту. Шумящие верхушки, стрекот насекомых, окружающий меня со всех сторон — воспоминание пробивает на холодный пот. Что уж говорить о ночном лесе, да ещё если мне предстоит идти не одну или две мили, а пятьдесят… может, даже, сто? Нет, я была не готова.

Я осталась в доме. По-прежнему зажигала свечи и читала книги, но теперь в распорядке дня появился ещё один пункт: по несколько раз в день я выскакивала на улицу и минутами смотрела на Маяк. Каждый раз, когда я подходила к зазору между домами, пульс у меня учащался, предчувствуя ужасное. Но луч сиял в темноте, не сходя с места. Иногда мне даже казалось, что я вижу края ржавых туч, которые он лижет при своём вращении, и я слышу какое-то гудение с той стороны. Но это, скорее всего, было чистое воображение. Когда щеки начинали холодеть, я удовлетворённо вздыхала и плелась назад в дом, мучимая двоякими позывами. В груди что-то щемило, призывая меня как можно скорее отправляться в путь. Я не пыталась спорить с этим побуждением — оно обычно проходило само собой, стоило мне войти в сумрачную гостиную и усесться на мягкое ложе дивана. А если не помогало и это, я принималась нагло врать себе, говоря, что завтра (самое большее — послезавтра) хорошенько об этом подумаю. Но не сегодня, идёт?.. Обманутая надежда успокаивалась до поры до времени.

Не знаю, как долго продолжалась бы эта игра в ложь, если бы не случай, который показал мне, что моё положение в доме далеко не так безопасно, как кажется. За долгое время я привыкла к темноте, перестала бояться её. И, конечно, напрочь забыла о всепоглощающем ужасе в офисном здании. Как оказалось, напрасно. Если мне удалось стереть из памяти встречу с существом, наблюдавшим за мной из туалетной кабинки, то ОНО этого не забыло.

У меня в очередной раз истощились запасы еды, и я собралась в магазин. Взяв пустые пакеты, я пошла по привычному маршруту, по пути немного полюбовавшись Маяком. Магазин стал для меня почти вторым домом: со временем кладези закончатся или зачерствеют, но пока я не хотела об этом думать. Обошла прилавки и набила пакеты продуктами (в основном фабричного производства — вроде консервов, конфет и печений, ибо другие начали портиться), потом вышла и спускалась по лестнице, когда услышала под зданием тихий, но очень злой смешок.

Нога замерла на полушаге. Я превратилась в каменный столп. Я что-то слышала, но это мог быть обман слуха. Cкорее всего, так и есть, ведь кто может смеяться под зданием, я же одна в городе…

Едва я более-менее вбила себе в голову эту мысль, как смех раздался снова. Задорный, но в то же время жестокий — так смеётся ребёнок, глядя, как кот живьём пожирает мышку. Я обернулась и посмотрела туда, откуда доносился смех; фонарь начал отбивать в ладони чечетку. Обычное здание… бетонные сваи под фундаментом, и там белеют обрывки какой-то бумаги… ничего. Я повела лучом дальше, под основание дома, и увидела нечто, похожее на старую мятую шкуру. Несколько секунд понадобилось мне, прежде чем я уразумела, что это не шкура, а мёртвая собака, брошенная здесь. Вот клыки, торчащие из пасти, и глазницы…

«Но почему она такая маленькая?» — мельком удивилась я. Ответ пришёл, когда я посмотрела на лапы, иссохшие, сморщённые, превратившиеся в тонкие отростки, и переломанные рёбра, выступающие из бока. Что-то, наделённое чудовищной силой, просто раздавило бедную собаку, как бумажный кораблик. Смятая шкура с клочками шерсти прилегала к рассыпающимся костям. Я облизнула губы, которые вдруг пересохли. Должно быть, мгновением позже так и так бросилась бы бежать — даже если бы не услышала опять смешок совсем близко от себя. Смех заставил меня сначала попятиться, выпустить пакет из рук, потом потерять восприятие того, что происходило. На какое-то время разум накрыла темнота; когда я очнулась, то увидела, что бегу на всех парах к дому, схватившись обеими руками за погасший фонарь. Удивительно, что я не издала ни звука. Зато уши полнились жуткими образами: топот тяжёлых сапог, который нагонял меня, сиплое дыханием у затылка и тот самый тихий холодный смешок. Я не помню, как обогнула дом, нашла подъезд и поднялась в квартиру. Следующий кадр — я лежу навзничь на диване лицом вниз, кусая край подушки, и задыхаюсь. Наверное, худшее чувство в мире — когда вдыхаемый воздух наполняет грудь огнём вместо того, чтобы питать тело жизнью. У ноги перекатывалась потухшая свеча, которую я задела.

«Заперла ли я дверь? — вдруг подумала я. — Наверное, нет… ОНО может войти!».

Пришлось встать и направиться в прихожую, чтобы закрыть входную дверь на железный засов. Отец никогда не пренебрегал безопасностью. Такой же засов он установил у себя на работе. Тогда это казалось немного странным, но сейчас я поняла его мотивы.

Я прислушивалась, держась руками за металлический засов и приложив ухо к двери. На лестничной площадке было тихо. Никто не ломанулся наверх, круша перила, и тот жуткий смех тоже не тревожил уши. Я закрыла глаза. Похоже, удалось оторваться…

«Но ОНО видело тебя. Видело, как ты вбежала в этот дом. Теперь ОНО в курсе, где ты живёшь, и сможет навестить тебя, когда ему захочется».

Как я ненавидела в эти мгновения свою вторую половину, которая всегда оставалась циничной и, кажется, упивалась тем, что пугает меня до полусмерти!.. Приказывать ей заткнуться было бесполезно — несмотря на всю свою вредность, она говорила истину. Если я сама ещё сомневалась в реальности только что увиденного, то она уже знала, что ОНО существует — чудовище, которое делило со мной в городе кров этой ночи. Может быть, именно на его совести были жизни многих детей, которых утащила в непроглядную мглу мохнатая лапа из-под кровати. Я видела его жертву, бедную собаку, смятую могучей силой. Должно быть, ОНО развлекалось, пугая меня. Выследило меня давным-давно и играло со мной, как хищник со слабой добычей, зная, что я никуда не убегу.

Никуда?

Я оторвалась от двери и вошла в гостиную, всё ещё тяжело дыша. Жёлтое пламя свеч подрагивало. На диване лежали обёртки от картофельных чипсов, съеденных накануне. Подушка упала на пол, когда я вставала. Я ощутила, насколько ненадёжны уют и безопасность, воссозданные мной в пределах гостиной. Одно дуновение, свечи погаснут, и квартира ничем не будет отличаться от других жутких местечек, где властвует темнота.