Георгий Старков - Ночь

Здесь было опасно. Опасно, как нигде более.

«Мне нужно уходить, — в панике подумала я. — Уходить, и как можно быстрее.»

Прощание с родным гнёздышком не заняло много времени. В фильмах в такие моменты играет музыка, и по лицу героев крупным планом катятся слёзы. В моём случае ни музыки, ни оператора не было. Я ждала наплыва грусти, когда в последний раз оглядывала дом, где жила двадцать лет, но не дождалась. Страх перед неизвестным был, и какой-то нездоровый подъём духа тоже имелся, но не грусть. Я навела луч фонаря на потухшие свечи, вздохнула и повернулась к двери. Переступила за порог, прошла горловину коридора и стала спускаться.

На этот раз я была обута в кроссовки. Учитывая, по каким местам мне предстояло идти, разумнее было бы выбрать непромокаемые сапоги, но они были слишком тяжелы — в них я выдохлась бы за считанные минуты. Тёплые брюки и шерстяной свитер — теперь холод мне не страшен. Я взяла с собой и вязаную шапочку, но пока положила её в зелёный рюкзак — шапка закрывала уши, а слух мне был нужен. Кроме шапки, в рюкзаке лежали перчатки, спички, ножи, блок батарей для фонаря, мелочи, которые я посчитала потенциально пригодными (вроде гигиенических тампонов), пайки сухой еды и питьё в бутылках. Рюкзак ощутимо тянул спину, но я вчера провела целых три часа, расхаживая с ним в полном облачении из прихожей в гостиную и обратно, и убедилась, что расход сил не катастрофичен. Если отдыхать через разумные промежутки времени, то передвигаться буду вполне сносно. Посмотрев на себя в зеркале в ванной комнате, я не удержалась и фыркнула. Двойница за стеклом превратилась в завсегдатая альпинистского кружка.

Почтовые ящики были открыты. Я замедлила шаги, слушая биение пульса, потом рванулась к двери подъезда. Никто за мной не погнался, я свободно выскочила наружу. Здесь всё осталось, как в первый день: я поймала в круг света граффити «1977», потом обвела лучом вокруг, всматриваясь в каждую деталь. Я была почти уверена, что вот-вот неизвестная тварь набросится на меня из своего укрытия, разгадав мои планы. Я ждала, готовая порхнуть назад в приют дома, как только восприму малейший сигнал опасности.

Его не было.

Выждав, пока не надоело, я пошла вдоль стены к улице. Семенила почти птичьими шажками — с такими темпами, чтобы дойти до Маяка, мне потребовалось бы не одно столетие. Я честно старалась отбросить свой страх, но не могла. Ноги еле отрывались от земли, словно в подошвы кроссовок вложили свинцовые пластины. Одно прикосновение ветра к шее — и я с криком побежала бы обратно, но даже ветер ненадолго умолк.

Наконец, я ступила на улицу и протопала в знакомый наблюдательный пункт. Маяк горел над горизонтом. Я прикинула направление. Север?.. Нет, скорее, северо-восток. На той стороне от города не было гор или иной возвышенности, чтобы прожектор был виден с такого расстояния. Значит, что-то другое. Я не стала утруждать себя напрасными догадками. Главное — дойти, а там все вопросы разрешатся сами собой.

Непрерывно оборачиваясь, я зашагала по улице, наконец-то успокиваясь. Монстр ушёл, он не заметил моего бегства. Когда он вернётся, эта пещерка будет уже пуста. Я буду далеко на пути к Маяку… Сворачивая на другую улицу, я на секунду приподняла руку в знак прощания.

Автомобили были тут как тут. «Джип» по-прежнему старался поцеловаться с «доджем», но это у него никак не получалось. Ухмылки на радиаторах стали на порядок ехиднее, но на этот раз им не удалось меня напугать. Я знала, что поблизости есть опасность пострашнее, чем бамперы пустых машин.

— Чего пялитесь? — сухо поинтересовалась я и собралась пройти мимо, когда в голову пришла мысль. Я остановилась и направила фонарь на лобовое стекло «доджа», извлекая из темноты спинки кресел, обитые синим бархатом.

Машина. Цель её существования — возить людей. Сейчас она не работает, но, возможно, если я отыщу ключ зажигания в салоне…

«Ты не умеешь водить машину».

Оно, конечно, верно, но я много раз видела, как это делают другие — вроде бы ничего лосжного. Просто поворачиваешь ключ, ставишь передачу и нажимаешь на педаль газа, не забывая вращать руль. Если надобно остановиться, нужно вдавить педаль тормоза. От меня не требовалось много мастерства — в конце концов, я была бы единственным водителем на дороге. Сложнее всего будет выехать из города, не задевая другие автомобили, громоздящиеся на проезжей полосе. Придётся ехать по тротуару. Но я была уверена, что как-нибудь справлюсь с этим.

Если только машина заведётся.

«Но ведь зажёгся же фонарь».

Я подошла к машине и дёрнула за ручку дверцы. Когда она открылась, я подавила в себе позыв отпрянуть — должно быть, боялась, что из салона на меня вывалится какой-нибудь скелет. Скелета не было, зато на водительском кресле сиротливо валялась газета с голой девицей на обложке. Луч фонаря прыгнул влево. Ключи были в замке зажигания. Я понятия не имела, в каком они положении — двигатель включён или отключён, — но предчувствие разочарования покрыло мой язык медным налётом. Медленно я протянула руку и коснулась ключа, поворачивая его вправо — он сопротивлялся. Тогда я начала крутить ключ влево. Здесь он повёл себя менее строптиво и со щелчком развернулся. Машина не шелохнулась, не выдала струю выхлопных газов, не заурчала мотором. Она была мертва. Я вернула ключ в прежнее положение. Ноль реакции.

— Что и требовалось доказать, — пробормотала я. Вкус меди во рту усилился. Я выпрямилась и резво пошла дальше, не позволяя себе жалеть о произошедшем. Я всего лишь попыталась немножко облегчить себе жизнь, но не получилось. Что тут такого. Не повод устраивать трагедию.

Это путешествие я запомнила очень хорошо и в дальнейшем могла вспомнить с кинематографической точностью. Я ходила по хитросплетениям улиц, постепенно подбираясь к пригороду. Строения опять казались исполинскими изваяниями, готовыми обрушиться на меня. Ветер ожил и бесновался на крышах. Он не собирался молчать, как в прошлый раз: я слышала его крики в водостоке, а над головой надрывно выли электрические провода. У входов зданий он теребил плохо закреплённые вывески, заставляя их издавать лязг. Ветер пытался меня запугать, заставить вернуться в дом. Он донёс до меня бой часов на ратуше, многократно усилив и растянув. Двенадцать ударов почти слились друг с другом, образуя непрерывное мрачное гудение. Город перестал прикидываться глухим: сегодня он был полон звуков, от которых сердце покрывалось инеем. Сколь бы я ни пыталась себя ободрить, но всё равно попала под влияние этого угнетающего оркестра и резко оглядывалась, когда мне казалось, что в темноте кто-то шевелится. Особенно плохо мне было, когда Маяк надолго скрывался за высокими домами. Но стоило ему выглянуть и подмигнуть мне своим синим лучом, я выпрямляла спину и прибавляла шаги.