Лев Трутнев - Живая душа

В открытом пространстве, у дальней оконечности кустов, косуленок увидел какие-то блестящие неподвижные предметы и остановился. Замерла и косуля. Она уже видела автомобили на дорогах, в степи, и знала, что они опасны. С подскоком развернулась косуля и легко пошла между сонными тальниками назад. Ловко запрыгал за нею и косуленок. А грохот все рвал небо, все катился по кустам, пугая все живое, что было в них и жило.

В густой траве они остановились и снова залегли. Пить хотелось мучительно, но страх был сильнее всех желаний, и косуленок только уткнул нос в сыроватый дерн и втягивал этот сладкий запах с дурманящим удовольствием. По дрожанию дерна он ощутил и чьи-то тяжелые шаги. Кто-то грузно двигался через кусты. Слышно было, как незнакомец шумно дышит и неосторожно ломает сухие ветки тальников.

Мать-косуля только заиграла настороженно ушами и задергала влажным носом, а косуленок вскинулся и остолбенел: совсем близко от них стоял огромный мохнатый зверь с большой горбатой мордой, широкими, в зубцах, рогами, всклокоченной бородой и внимательно разглядывал Длинноухого темными выпуклыми глазами.

Косуленок затрясся от страха, но запах, исходивший от пришельца, был не страшным, более того, похожим на запах косуль, да и мать не подавала признаков тревоги. А когда мощный зверь, шумно вздохнув, пошел в сторону, Длинноухий и вовсе осмелел и сделал несколько осторожных шагов вдогонку.

Это был старый лось. Совсем недавно его отбил от самки бык-трехлеток, уронил на землю, ударил несколько раз рогами. Старик понял, что пришел его черед скитаться в одиночку. Не стало у него силы для того, чтобы держать свое стадо, а тут еще охотники появились в алапах – больших заболоченных лесах. Загрохотали выстрелы. Почти на глазах у изгнанного лося рухнул в кочкарник прошитый пулями рогач-одиночка, все лето живший по соседству. Начался отстрел – выбраковка старых быков. И пошел лось-скиталец на юг, на край лесов и степей. И тут не обрел он приюта. Косули сродни ему, но по тому, как испуганно они себя вели, лось понял, что и в этих тальниках неспокойно. А дальше лежала степь, в которой нет укрытия такому большому зверю, как лось…

Косуля тоже встала и, боднув расшалившегося Длинноухого, двинулась в глубь кустов. Наплывали сумерки, и страшный грохот прекратился. Вновь полыхнула внутренним огнем жажда, и косуленок, опережая мать, сам пошел на влажные потоки воздуха. Какие-то новые, неприятные запахи уловил он у болотца. Разве мог он знать, что это обгоревшие пыжи и стреляные гильзы изгадили вечернюю прохладу, да и дымка от выстрелов еще держалась в густых травах. И вода показалась косуленку мутной и не такой вкусной, хотя он и хотел пить как никогда…

Коротки предосенние сумерки. Едва-едва потухло небо, как темнота затопила пространство. Даже близких кустов не стало видно, и Длинноухий ориентировался только на слух и запахи. Он чувствовал, что мать идет куда-то, и держался подле нее. Кусты кончились. Легкий ветер принес целый букет разных запахов: далеких и близких, сильных и слабых, приятных и неприятных, спокойных и опасных. Вдали заиграли точечки огоньков, и косуленок остановился, завороженный ими. То была ближняя деревня. Но косуля опять легонько боднула его и пошла в степь. Оставаться в тальниках, в которых начали охотиться люди, было опасно, и косули перешли в ближний березовый лес, обширный и плотный.

В большом сумрачном лесу Длинноухий долго боялся дрожащих листьев, перешептывающихся при малейшем дуновении ветра. В печальном их шелесте косуленку чудился грозный шум орлиных крыльев, тихая поступь чьих-то шагов… Потом он привык к шорохам и даже подолгу наблюдал, как бьются в трепете ветки, как играют при этом световые блики, как струятся сквозь сучья и листву солнечные лучи…

В степи, на полях, грохотали и гудели машины. Искристые их огни подолгу горели у горизонта, поднимались отсветами к самому небу. Они тоже тревожили косуль, и животные уходили поглубже в лес, чтобы не видеть этого пугающего света и меньше слышать назойливые звуки.

Ночами поднималась полная луна, удивительно загадочная для Длинноухого. Причудливые тени плыли в лесу от ее печального сияния, и косуленок вглядывался в них, плохо различая лесную глубину и больше полагаясь на слух и обоняние, на поведение матери.

У ближней опушки взошли нежные ростки озимых хлебов. Косули стали пастись на них. Сочная зелень нравилась косуленку. Он ею насыщался, так как молоко у матери почти кончилось.

С поля они шли на водопой, к озеру, шли через уныло шушукающиеся камыши, топкую грязь, и косуленок всегда дрожал и волновался: слишком много плыло со всех сторон жутких запахов, да и волчью погоню он не забыл. Но без воды не прожить, а в кустах, на болотце, она стала слишком мутной и невкусной.

К рассвету, когда луна застревала в березовых сетях, косули возвращались на укромную полянку, под молодые осинки, и укладывались спать.

Холодало. Изморозь обсыпала притихшие травы, и Длинноухий жался к матери, ища у нее тепла. В побледневшем небе гасли звезды, разливались красные наплывы…

Длинноухий почувствовал, как мать вскочила, едва не опрокинув его, и пружинисто сиганул в сторону. Ноздри его уловили неприятный живой запах, и слух различил чей-то вкрадчивый ход. Косуля, убегая, «взлаивала», и Длинноухого будто подстегивали эти ее отрывистые крики, предупреждающие об опасности. Он не отставал от матери, и погоня затихла. В ночной тишине раздалось сердитое, леденящее душу мяуканье, и все смолкло.

Рысь, спустившаяся к степным просторам из далеких лесов, не смогла незаметно подобраться к косулям. Тонкий слух и обоняние матери спасли Длинноухого, а возможно, и не только его: сильный зверь справился бы и с косулей. Но рысь не может бежать так, как волк, и почти не преследует добычу. Обычно она медленно и осторожно крадется к животному и в несколько сильных прыжков пытается настичь его.

Долго бежал Длинноухий за матерью, стараясь не потерять ее из виду. Вдали светились огни деревни, а с той стороны, куда они направились, наступало утро, и вскоре косуленок поймал острый запах знакомых тальников и замедлил ход, приближаясь к остановившейся матери.

Косули вернулись в тальники. Жить по соседству с рысью опасно: рано или поздно эта крупная лесная кошка может как-то обхитрить их – и тогда конец.

На знакомой поляне Длинноухий нашел сухое местечко под кустом тальника и лег. Было уже светло, и находиться на виду не следовало. Заслонив его со стороны поляны, легла под куст и косуля.