Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

человека в «домино» – свободном черном плаще с капюшоном.

– Садовая голова. Вновь не тот ключ взял, – бормотал «домино», пытаясь

открыть дверь, над которой золотом сияли цифры «777».

– Насколько я понимаю, вы не можете справиться с замком, – дрожащим от

волнения голосом, поинтересовался Струнов – Позвольте, я вам помогу?

Человек вздрогнул, обернулся, быстрым рентгеновским взглядом скользнул по

Борису Аркадьевичу и удивленно спросил:

– А как же вы откроете без ключа?

– Но если вы позволите вашу булавку, – Б. А. Струнов указал на галстучную

заколку с перламутровой головкой в виде изображения Мефистофеля, – То я

попытаюсь.

– Пожалуйста, – домино вытащил булавку. – Только вряд ли у вас что– то

получится. Старинная швейцарская система. Теперь только что динамитом

взрывать.

– Попытаемся обойтись без разрушений, – улыбнулся Борис Аркадьевич и

всунул булавку в замочные внутренности. – Так, так, так… швейцарская,

говорите, а вот мы ее сейчас… мы отечественным способом…

В замке что-то щелкнуло. Дверь отворилась.

– О Боже! – Восхитился «домино». Вы, милейший, как я погляжу, не только на

дуде игрец, но и повелитель замочных сердец!

– Тут все просто. Я ведь происхожу из семьи потомственных слесарей-

инструментальщиков, – объяснил умение справляться со сложными замочными

системами Борис Аркадьевич.

– Понятно, – дружески улыбнулся «домино».

– Только мне не понятно. Откуда вы, собственно, знаете, что я, как вы

выразились, дудец? Ведь вы же меня первый раз видите!

– Да помилуйте, кто ж вас не знает. Все иммигрантские магазины и культурные

центры вашими афишами обклеены. Даже у нас в коридоре висит. Разве не

видели, когда входили? И к тому же я истинный поклонник вашего творчества.

Вот эта ваша песня «Мне снится сон» особенно мне нравится, – незнакомец

пропел мотив песни.

– Простите, не имею чести…

– Можете называть Амадеем Вольфгановичем, – протягивая руку для

знакомства, представился «домино».

«Странное имя, – мелькнуло в голове у Бориса Аркадьевича», – какое-то даже

надуманное.

– Признаться, Амадей Вольфганович, это песня мне тоже нравится. И не только

своей музыкально-поэтической формой, но и историей. Дело в том, что всю

жизнь…

Струнов принялся рассказывать свой сон.

Незнакомец, по-птичьи склонив голову, внимательно слушал Бориса

Аркадьевича.

– Не менее интересно и то обстоятельство, что ваша церковь расположена как

раз на улице Моцарта в доме 29. Хотя во всех городах, где я бывал прежде, по

этому адресу всегда находились психиатрические клиники.

– Да, в этом здании не психиатрическая клиника, точно, – улыбнулся Амадей

Вольфганович. – Но и не церковь. Здесь в некотором роде, как бы это яснее

выразиться? В общем, что-то вроде транзитного зала.

– Не понимаю, – пожал плечами Борис Аркадьевич. – На крыше крест. Опять же

иконка на входе… никаких железнодорожных путей, билетных касс и вдруг

транзитный зал!?

– А я вам сейчас все объясню, если вы конечно желаете?

– Ну, я собственно за этим и пришел! Точнее даже сказать, что сама судьба меня

сюда привела!

– Насчет судьбы вы абсолютно правы! – восхитился Амадей Вольфганович. -

Весьма точно подмечено. Весьма! Ну, так следуйте за мной избранник судьбы.

Тем более что вы и двери сами отворили! Прошу! «Домино» легким движением

распахнул перед Борисом Аркадьевичем дверь, и они вошли в огромный

освещенный лучами заходящего солнца зал. Какое– то время стояла

абсолютная, какая-то даже доисторическая тишина. Вскоре в ней послышались

звуки, точно кто-то стучал дирижерской палочкой по пюпитру. Как только

постукивание стихло, весь зал наполнился, расширяя до немыслимых размеров

церковный зал, невыразимо прекрасной музыкой.

Тренированное, чуткое ухо Бориса Аркадьевича поразила даже не музыка, а

отсутствие в ней привычной тоники, доминанты, субдоминанты – эта музыка

жила по каким-то своим, по-видимому, совершенным законам гармонии.

Вскоре в музыку влился и царственный многоголосый хор. Как ни вслушивался

в стихи Б. А. Струнов, но так и не встретил в них ни ямба, ни хорея, ни

амфибрахия.

Борис Аркадьевич побледнел, окаменел и стал походить на статую, коих

изображают уличные мимы.

– Нравится? – вернул его в чувство «домино». – В ответ с окаменевшей гортани,

бетонного языка и бледных губ Бориса Аркадьевича слетали невнятные звуки

Фан… Пре…Ая… Му…

– Уверяю вас, что это мелочь! Предтеча, так сказать! – заверил его Амадей

Вольфганович. – Давайте-ка, проследуем с вами в следующий зал… вот там,

уверяю вас, там вы услышите и увидите истинное совершенство. Вперед!

«Домино» легонько подтолкнул Бориса Аркадьевича к светящемуся

фосфорическим голубоватым светом туннелю…

В кабинет заведующего отделением психической патологии городской

психиатрической клиники К. Р. Икунова негромко, но требовательно постучали.

– Да, да, входите, – отозвался на стук заведующий.

– Кирилл Романович у нас в седьмой палате летальник, – дрожащим голосом

сообщил заведующему, дежурный врач Юрий Михайлович Павловский.

Доктор Павловский работал в клинике только вторую неделю, и это был

первый летальный исход в его врачебной биографии.

– И кто? – деловым тоном поинтересовался К.Р. Икунов.

– Под-о-о-льский… Сергее-е-е-й … Ива-а-а-нович…

– А что это вы, голубчик, так дрожите? Доктору не пристало так волноваться.

– Но… у меня … это первый случай в моей…

– Вот оно, что… ну тогда другое дело… тогда нужно, – Кирилл Романович

достал из стола две рюмки и медицинскую мензурку с играющей в лучах

заходящего солнца всеми цветами радуги жидкостью.

– Нет, нет, нет, – заартачился Юрий Михайлович.

– Никаких нет! – погрозил ему пальцем зав. отделением. – И вам легче станет, и

помянем душу раба Божьего. Как его?

– Подольский.

– Ага, Серега Музыка, стало быть, – делая ударение на «А» в слове «музыка»,

тяжко вздохнул зав отделением. – Значит, нашел– таки свою гармонию.

– Почему Музыка? – недоуменно поинтересовался Ю.М. Павловский.

– Ну, Музыкой – это мы его так в шутку называли. По паспорту он, как сказали -

Сергей Иванович Подольский. Из потомственной семьи слесарей-

инструментальщиков. В своих видениях для себя он был Борис Аркадьевич

Струнов: композитор, поэт, искатель совершенной гармонии. Одним словом,

параноидальная шизофрения на почве маниакально-депрессивного психоза с

ярко выраженным раздвоением личности. Все эти процессы стали развиваться

после перенесенной в шестнадцатилетнем возрасте черепно-мозговой травмы,