Гэри Ван Хаас - Юность Пикассо в Париже

Фернанде они казались слишком уж грустными. В людях, которых писал Пабло, было что-то вызывающее сострадание, что-то мелодраматическое, но с особенным привкусом поэтической утонченности. Молодая женщина будто онемела: такое впечатление произвела на нее обнаженная душа художника.

Потом Фернанда подошла к незаконченной картине, изображавшей Карлоса, и остановилась около нее, не сводя с портрета глаз, и даже не услышала, как вошел Пабло. Он молча следил за девушкой, сжимая в руках бутылку местного красного вина и два стакана.

Он видел, что она захвачена его картиной – не законченной еще работой под названием «Жизнь», которую, как казалось Пабло, он не в состоянии дописать.

– И что ты об этом думаешь?

Фернанда обернулась.

– Я вижу здесь великую печаль и отчаяние. Что же, в твоих работах нет места романтике?

Пабло пожал плечами, поставил стаканы на стол, наполнил один из них и протянул Фернанде.

– Просто я пишу то, что чувствую. Мы, художники, – летописцы своего времени… Правда, отвергаемые обществом и непонятые.

– Может, ты и прав, но ты не должен подчеркивать отчаяние в лицах персонажей. Люди хотят покупать жизнерадостные картины, смотреть на то, что поднимает им настроение, примиряет их с жизнью.

Пабло сделал большой глоток вина и поставил картину с Карлосом на мольберт.

– Если людям не нравится моя работа, они не обязаны ее покупать. И мне на это плевать, потому что я никому не позволю решать, что мне делать.

– В таком случае я вижу, что великий талант тратится впустую. Ты же не собираешься всю оставшуюся жизнь писать только голубое?

– А ты предпочитаешь розовое? – засмеялся Пабло.

– Почему бы и нет? Давай выпьем за что-нибудь новое…

– Знаешь, мне давно не было так хорошо с женщиной, – сказал Пабло, чувствуя, что успокаивается. – Слушай, я ведь даже не знаю, как тебя зовут!

Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Меня зовут Фернанда.

– А я – Пабло…

Он обнял ее своими сильными руками и подвел к кровати. Она не сопротивлялась. Он взбил подушки, чтобы ей было удобнее, положил ее, лег рядом и стал целовать ее нежную высокую шею.

– …Пикассо, – пробормотала Фернанда. – Я все про тебя знаю. Тебя все знают…

И Пабло снова поцеловал ее, и они обнялись, как обнимаются влюбленные.

Огонек обгоревшей свечи, стоящей на маленьком столике возле кровати, задрожал и погас.

После того как Фернанда стала любовницей Пабло, жизнь его переменилась. Присутствие этой женщины вдохновило его на многие работы в годы перехода к кубизму, особенно в 1906 году, когда Пикассо написал картину «Женщина с хлебами», а также сделал скульптуру «Голова женщины» и еще несколько работ, в том числе «Женщину с грушами».

В холодные, бодрящие утренние часы можно было увидеть, как Пабло и Фернанда прогуливаются рука об руку по Люксембургскому саду. Они кормили уток и голубей около большого круглого пруда, наблюдали за детьми, которые часами играли в кораблики. Сад находился рядом с Латинским кварталом, там приятно было спрятаться от городской толчеи и суеты в уютном мире великолепно подстриженных газонов и извилистых дорожек, усыпанных гравием. Там Пабло и Фернанда беспечно проводили время, наслаждаясь пейзажем.

Сад этот был частью ансамбля Люксембургского дворца, построенного в 1615 году на бывших землях герцога Люксембургского, для Марии Медичи.

Иногда по утрам Пабло и Фернанда нанимали коляску и отправлялись за город любоваться природой, а днем ходили по музеям, изучая живопись и скульптуру.

После долгой дневной прогулки они возвращались в студию в Бато-Лавуаре, и Пабло работал. Их комната была хоть и маленькой, но уютной. Конечно, двоим в ней было тесновато, но они с этим свыклись. Во всем здесь чувствовалась рука женщины: в студии всегда стояли вазы с простыми свежими цветами, которые влюбленные собирали во время прогулок. Случалось, в хорошую погоду они, захватив маленькую корзину с сыром, фруктами, свежими багетами или круассанами, с оливками, вяленой рыбой или жареным цыпленком и ветчиной, когда могли себе это позволить, проводили долгий, праздный день, закусывая и выпивая на берегу реки. Они беседовали и строили планы, наблюдая за прохожими, – для Пабло это было славное, счастливое время.

Воллар все еще брал у него работы, но дела шли неважно. В те месяцы, когда рядом с Пабло была Фернанда, продать удавалось мало. Молодой художник был близок к отчаянию, его охватило разочарование, и жить с ним стало невыносимо трудно. Часто можно было увидеть, как он с пачкой холстов под мышкой взбирается по крутым ступеням, преодолевая пять лестничных пролетов, ведущих в его каморку. Там он обычно заставал Фернанду, благоухающую духами. Она сидела перед маленьким зеркалом и расчесывала свои длинные прекрасные волосы.

Усталый Пабло вошел, положил холсты, снял черную куртку на трех пуговицах и рухнул в кресло.

Фернанда так и осталась сидеть у туалета, расчесывая волосы. Ее глаза с любопытством следили за отражением возлюбленного в зеркале.

– Как сегодня было у Воллара?

– Неважно. Ему не нравятся мои розовые картины.

Фернанда опустила щетку, подтянула свои бежевые шелковые чулки и поправила туфли.

– Возможно, проблема – в предмете, – предположила она. – Напиши что-нибудь светлое и счастливое, и тогда, может быть, твои работы станут покупать.

Пабло обиделся.

– И пойти на компромисс, предать искусство ради торговли? Ни за что!

Фернанду эти слова возмутили. Она встала и плотнее запахнула халат.

– Прекрасно! И что же мы будем есть? Если бы не великодушие наших друзей, нам пришлось бы голодать.

– Я больше не желаю слышать эту чепуху! – вспылил Пабло, потянувшись за не докуренной сигаретой в переполненной пепельнице. – Я устал.

– Ах, ты устал? Что ж, я тоже устала!

И Фернанда надела платье, потом пальто и подошла к двери. Пабло схватил ее за руку, тревожно заглядывая ей в глаза. Он испугался.

– Куда ты идешь, женщина?

– В кафе, если не возражаешь. И почему я должна давать тебе отчет? – сказала она, выдергивая руку. – Ведь это я оплачиваю наши счета!

– Постой, вернись, – умолял Пабло. – Я не хотел…

Фернанда холодно посмотрела на него.

– Мне нужно немного побыть одной. У тебя – своя работа, у меня – своя.

– Я все понимаю… Мне и самому это не нравится. Все эти денежные проблемы… Я их терпеть не могу.

– Ну, привыкай, такова жизнь, – сказала Фернанда и вышла из комнаты.

В этот вечер на Монмартре, около популярного нового кабаре «Мулен-Руж», по бульвару взад и вперед катились коляски, запряженные лошадьми. Над Сеной поднимался легкий туман, уличные лампы заливали янтарным светом мокрые, мощенные булыжником улицы. Здесь, вдоль деревьев, по вечерам прогуливались влюбленные и проститутки, а обнищавшие уличные художники продавали свои картины. Многие из них жили и работали на окраинах, платя за жилье сообразно тому, сколько удавалось выручить с продажи своих творений, которые изредка покупали ценившие искусство прохожие.