Журнал «Пионер» - Пионер, 1939 № 11

«Меня ждут праведники, а ты, дурак, посиди еще».

Могла ли такая школа и такая жизнь удовлетворить одаренного юношу, его пытливость и любознательность - все те качества души и ума, какими обладал Чернышевский? И, сидя на семинарской скамье, он постоянно мечтал о Петербурге, об университете, который казался средоточием знания, храмом науки и мысли, куда стремились все помыслы тогдашних молодых людей.

Мечта его исполнилась, и Николай Чернышевский в почтовой карете на «долгах» отправился из Саратова в Петербург.

Он попрощался с Волгой, с ее раздольем, родившим столько славных легенд, с ее бурлаками, с ее купцами, с ее крепостным и прочим людом, с теми картинами детства, которые он постоянно носил в своей памяти и которые никогда потом не оставляли его.

В Петербурге началась новая жизнь.

Все в столице было иначе. Новые профессора, новые предметы, новые товарищи, не только поповичи, как это было в семинарии, но самые разные люди, которые съехались со всех концов России.

Здесь, в университете, Чернышевский впервые натолкнулся на революционеров, на людей, которые говорили, что крепостное право - это самая большая несправедливость, какая может быть в мире.

Чернышевский уже видел на Волге крепостных, но что происходит во всей стране, видеть не мог.

И только здесь, в общении с новыми товарищами, раздвинулся горизонт перед его глазами, и те картины бесправия народа, нужды и тяжелого труда, которые он хранил в своей памяти с детства, предстали перед ним в ином свете.

На Чернышевского нахлынули новые мысли, новые думы. И книги, которые читали в университете, были совсем другие книги, чем те, по которым его учили в семинарии. Он задумался над самыми основными вопросами жизни: верно ли все то, чему его учили в семинарии.

Выросший в религиозной семье, с детства привыкший верить в бога, Чернышевский с трудом расставался с этой верой.

Его любимым чтением стали книги Фурье и Сен-Симона, этих замечательных социалистов - утопистов, так убедительно показавших, что тот мир, который существует, - мир несправедливый, мир, основанный на угнетении человека человеком. Они искали путей, каким образом сделать все-таки человечество счастливым. Но они их не нашли. Новый мир, который они видели в своих мечтах, был таким прекрасным, таким чудесным, что казалось: стоит только об этом рассказать всем людям - и все заживут хорошо.

Чернышевский и сам в то время был мечтателем. Еще с детства изобретал он одну машину «перпетуум-мобиле» (вечный двигатель) и много лет работал над ней. Он думал, что этой машиной он сможет осчастливить человечество.

Конечно, он ее не изобрел. Но с годами он приобрел другое: твердое убеждение, что не деньги, не чудо, не перпетуум-мобиле, а только борьба может освободить человечество.

Это убеждение приходило не только из книг, не только из знаний, не только из долгих бесед с новыми друзьями: оно приходило из самой жизни и утверждалось ею.

Во время французской революции 1848 года каждый шаг французских социалистов интересовал Чернышевского, приводил в волнение его душу. Июньское поражение французских рабочих он переживал как собственное горе.

А когда он узнал из газет о разгоне Национального собрания в Германии, он заплакал и долго шагал по улицам Петербурга точно безумный, сам не замечая, как по лицу его текли слезы.

Чернышевский кончил университет молодым, но его мировоззрение уже в основном сложилось. И перед ним встал вопрос: кем же ему быть, чтобы помочь своей родине и своему народу?

Его ждала карьера видного ученого. Но этот путь был узок для него. Что толку, если в России станет одним ученым больше! Будет ли от этого лучше народу?

И Чернышевский пошел по иному пути. Он решил, что главная его задача - быть просветителем, чтобы поставить свои обширные знания на службу народу, на службу его счастью.

Недолгое время он был учителем, но…

Это казалось ему малым для его сил. Более широкое поле привлекало его.

Журналы в то время играли особую роль в политическом Боепитании общества. Газет было мало, да и те находились под жесточайшей цензурой Николая I. И только журналы в какой-то мере могли быть трибуной для писателя, для критика, для политического деятеля.

Чернышевский выбрал путь журналиста, стал сотрудником «Современника». Это тот самый «Современник», который основал Александр Сергеевич Пушкин, в котором работал когда-то «неистовый Виссарион» Белинский и который во времена Чернышевского вел поэт Некрасов. Почти все замечательные русские люди принимали участие в этом журнале: и Лев Николаевич Толстой, и Тургенев, и Григорович, и много других.

Чернышевский становится душой журнала. Ни одно движение общественной жизни и мысли не обходит перо Чернышевского. Философия, критика, политическая экономия - все служит ему для борьбы с самым страшным самодержавием в мире - с русским самодержавием.

Чернышевский становится самым смелым борцом за освобождение крестьян, самым грозным противником царя и помещиков. Он требует не только освобождения крестьянских душ, но освобождения крестьян с землей за счет помещичьих угодий.

Эта борьба не проходит для Чернышевского даром.

В 1862 году он попадает в Петропавловскую крепость и, заключенный в ее казематы, проводит узником целых два года.

Там, в Алексеевской равелине, он написал самую замечательную из своих квит - роман «Что делать?»

«Что делать, - спрашивал Чернышевский, - когда народ твой несчастен и живет в нищете и рабстве?»

И он отвечал:

«Поднимайтесь из вашей трущобы, друзья моя, поднимайтесь, это не так трудно!»

На другой день после «гражданской казни» у ворот Петропавловской крепости ждал Чернышевского удобный легкий тарантас. Его купили родные, они заготовили все, что нужно было для дальней дороги. Но жандармы увезли Чернышевското поздно вечером, тайком от всех. Правительство боялось, что по дороге могут напасть на конвой и освободить узника. До самого Ярославля ехал вслед за ними специальный жандармский офицер.

Проехать на лошадях три тысячи километров по тряской дороге через леса, степи и горы было трудно и для здорового человека. А Чернышевский был слаб здоровьем, ехал в кандалах, да и два года сиденья в казематах Петропавловской крепости давали себя чувствовать. Только через три месяца утомительного пути прибыл он в казачий поселок Кадай, на рудниках Нерчинского округа, около границы Монголии. Поселили его в небольшом деревянном домике, на склоне горы. Место было глухое и тоскливое, кругом одни голые сопки без лесов, без деревьев. Деревянные кресты на скалах напоминали об участи тех, кто здесь живет. Чернышевский застал здесь больного, умирающего поэта Михайлова, любимого своего товарища по университету и сотрудника по «Современнику». Невеселая была встреча!