Журнал «Пионер» - Пионер, 1939 № 11

- Саджо! Саджо! Чилеви спасен, Чилеви в озере, смотри!

Не в силах еще подняться, Саджо залилась слезами, лежа на дне пироги. Она рыдала так сильно, что казалось, ее сердечко разорвется. Но это были слезы радости.

Чилеви плавал поодаль, на глубоком месте озера. Пирога же все еще покачивалась на мелкой воде, совсем близко от берега.

На опушке леса уже давно загоралась огромная дуплистая сосна. Теперь ее кора, иссушенная жаром, с треском отделилась от ствола, огненные языки побежали вверх, к макушке.

Гордая вершина, веками царившая над лесной чащей, вспыхнула ярким костром. Могучий ствол пошатнулся и стал падать вперед, к озеру. Сначала медленно, но потом все быстрее и быстрее падал сраженный великан, угрожая пироге верной гибелью.

Впервые непреодолимый ужас охватил Шепиэна. В отчаянии он круто затормозил пирогу, погнал ее обратно и со всего размаха врезался в берег.

За кормой с оглушительным треском рухнул в воду пылающий ствол. Огонь, встретившись с водой, зашипел и завыл неистово и, умирая, заволок пеленой дыма и пара все кругом. Шепиэну ничего не стало видно.

Набежавшие волны качали и бросали челн из стороны в сторону. Маленькая Саджо, не помня себя от страха, вскочила на ноги; она что-то кричала. Шепиэн бросился к ней, обнял девочку, приласкал и все уверял ее, что ничего больше не случится.

А вдали проказник Чилеви потешно шлепал хвостом по воде.

Через несколько минут пирога уже покидала берег, на этот раз без всяких приключений. Бобренок, радуясь встрече с детьми, покорно позволил поднять себя за скользкий хвост. Очутившись в пироге, зверек стал ползать по вещам, обнюхивать детей и суетиться. По видимому, он вовремя успел выскочить из корзинки и не опалил себе ни одного волоска шерстки.

Саджо почувствовала себя уже лучше, она могла теперь сидеть, но грести Шепиэн ей не позволил. Она сидела лицом к лицу сбратом и делилась с ним своими приключениями.

Когда Саджо кончила свой рассказ, она вдруг залилась громким смехом, глядя в упор на брата.

- Шепиэн, - воскликнула девочка, - твое лицо! Если бы ты только посмотрел на себя! Да ведь ты остался без бровей!

И вдруг Саджо притихла. Нащупывая свои брови, она сволнением спросила:

- А как мои?

Девочка наклонилась через борт пироги и стала смотреть в воду:

- Ах, останови же челн: я ничего не вижу! Скажи, как мои брови?

Саджо так волновалась, что теперь Шепиэн не мог удержаться от смеха.

«У девочек всегда так! - подумал он про себя. - Беспокоятся о пустяках! До бровей ли тут - хорошо, что в живых остались!»

Как бы там ни было, но брови у Саджо были на месте: пестрая шаль спасла их от огня. И Шепиэн успокоил сестренку.

Наши путешественники благополучно продвигались вперед, хотя пирога, пострадавшая довольно сильно, в нескольких местах дала течь. На берегу же пожар продолжал свирепствовать, превращая все на своем пути в черную дымящуюся пустыню.

В тот день дети рано разбили свой лагерь - на острове посреди озера. Забот у них было очень много на этот раз.

Шепиэн занялся осмотром пироги. От пушистого лисьего хвоста остался только по черневший, скрючившийся кусочек кожи. Краска на всей поверхности челна потрескалась, вздулась пузырями, местами совсем сошла. Почти исчез настороженный глаз птицы. Оторвался большой кусок бересты на носу от сильного толчка, когда пирога врезалась в берег. Растопилась сосновая смола, которой залиты были щели. Во многих местах остались глубокие черные следы от упавших горячих углей. Палатка и одеяла были прожжены насквозь.

Не теряя времени, дети принялись за работу. Шепиэн срезал кору с одной из ближних березок - их росло много на острове - и стал чинить пирогу. Необходимо было также привести в порядок и корзинку Чилеви: в ней сбоку зияла дыра, а крышки и вовсе не осталось. Саджо с иглой в руках усердно латала палатку и одеяла в прожженных местах.

Когда начало темнеть, все уже было готово, чтобы назавтра продолжать путь.

Отдыхая в вечерних сумерках, сидя рядом друг с другом, дети думали о том, как близки они были к гибели. Даже теперь доносился к ним глухой рев пожара и видно было зловещее зарево, охватившее небесный свод.

Позже, когда Шепиэн лежал на подстилке из зеленых веток и смотрел на холщевую стенку палатки, он видел, как зарево угасало: огонь умирал среди болот и скал.

Глубоко вздохнув, Шепиэн посмотрел, как сладко спит сестренка, обнявшись с Чилеви. Мальчик закрыл глаза и скоро сам перенесся в волшебный мир снов.

Золотые Кудри

Через два дня Саджо и Шепиэн вышли на берег недалеко от поселка Пляшущих Кроликов. Это название возникло оттого, что в окрестностях водилось очень много кроликов и, когда зверьки играли и прыгали при свете месяца, казалось, будто они пляшут.

Дети остановились лагерем на берегу небольшой бухточки, где Чилеви мог спокойно купаться. После того как палатка была разбита и собран хворост для костра, Шепиэн отправился в поселок.

Там он отыскал белого торговца - скупщика пушнины, который отнял у них бобренка. Тот почти не говорил по-индейски, а Шепиэн с трудом объяснялся по-английски. Они прошли в контору, которая примыкала к лавке и наедине кое-как объяснились.

Шепиэн рассказал торговцу все, что случилось. Как вся жизнь у них разладилась без Чикени, как тосковала Саджо и как скучал Чилеви, какие они все были несчастные.

Торговец сидел за письменным столом и смотрел на мальчика безразличными глазами, и почему-то Шепиэну казалось, что перед ним сидит судья.

- Значит, Чила… как его… - раздался грубый голос.

- Чилеви, - поправил Шепиэн.

- Так, так, - продолжал торговец, - значит, Чикели скучает, так что ли? И сестра тоже. И ты хочешь Чин… как его там? Чинави обратно. А?

- Да, - ответил Шепиэн, - надо Чикени домой.

Торговец громко кашлянул.

«Что за глупость, - подумал он, - столько канители из-за какого-то зверька!»

Шепиэн продолжал спокойным, ровным голосом, старательно подбирая слова на чужом ему языке:

- Моя хочет работай. Будет дрова делай (он хотел сказать «рубить дрова») для твоя зима. И лето будет работай. И ружье на, возьми. Моя даст дрова, ружье, все даст за Чикени. Такие слова моя говорит.

Но эти слова заставили его голос дрожать: ружье было очень дорого мальчику.

- Мне не надо твоего ружья, - резко ответил торговец. - Наша контора тебе продала его. Обратно ничего не берем. Мы не старьевщики.