Эсмира Исмаилова - На берегах Босфора [Стамбул в рецептах, историях и криках чаек] [litres]

– Мы, турки, не такие, как все, – обращался он с экрана ноутбука. – Вот скажи, ты йогурт ешь по утрам, наверное, да? Вот… А турки едят йогурт всегда и со всеми блюдами. Мы его в салаты кладем, в мясо кладем, в супы кладем, пельмени им заливаем. Запоминай: Türkler her şey yoğurtla yiyorlar. Поэтому у вас йогурт в маленьких баночках продают, а у нас в больших.

И действительно, я вспомнила полки молочного отдела в супермаркете, уставленные трехлитровыми ведерками кисломолочного продукта. Меня это всегда интересовало, равно как и то, имел ли этот факт хоть какое-то отношение к моему обучению. Однако спустя несколько недель я медленно начала выговаривать сложные фразы, задавать вопросы и неумело, но все же более или менее сносно рассуждать на бытовые темы. Ахмета это не очень радовало, так как его теория о неприступности турецкого языка рушилась на глазах. Я же считала: на то он и язык, чтобы сдаваться перед упорными попытками желающих овладеть им.

И чем больше погружалась в новые лексемы и морфемы, тем больше мне казалось очевидным сходство турецкого языка с французским. Поделиться наблюдением с педагогом я не решалась, боясь оскорбить до глубины души его патриотические чувства, однако тесная связь двух языков не давала покоя. Тем более что один из них я вот уже много лет боготворила. Французская речь с ее грассированным вибрирующим «р» вводила в состояние экстаза и доставляла истинное наслаждение, равно как и вытянутые в трубочку губы французов, придающие их лицам капризный и заносчивый вид. Так вот на кого похожи турчанки, часами щебечущие с подругами за чашечкой кофе!

Я часто работаю в кафе и поэтому множество раз могла спокойно наблюдать за этой особенностью местных посиделок. Вначале меня пугали слишком назойливые интонации, которыми можно исключительно жаловаться и дотошно критиковать. Я почти не понимала смысла, но была уверена, что девушка за соседним столиком уже полчаса отчитывает подругу за то, что она увела у нее мужа, и вот-вот вцепится ей в волосы. Однако каково было мое удивление, когда после этого монолога вступала вторая скрипка – теперь подруга в тех же интонациях осуждала собеседницу (возможно, они увели мужей друг у друга?). Перед расставанием они нежно обнялись и договорились о следующей встрече. Такое сходство со своенравными француженками было настоящим открытием, и я стала тренировать недовольный тон на Дипе. Ему этот эксперимент не нравился, но я продолжала противно гнусавить, периодически срываясь на истеричные тона.

Однажды Ахмет посоветовал мне начать смотреть турецкие сериалы – и как я сама раньше не догадалась! Я быстро отыскала в Netflix несколько популярных картин и, уложив детей спать, начала убивать вечера под яростное шарканье тапок Дипа: он с трудом выдерживал мою одержимость турецким и вот-вот готов был развязать войну. Однако моя новая манера интонационно подражать стамбульским женщинам, видимо, настораживала его, и он, как затаившийся дракон, грозно метал молнии из желтого вольтеровского кресла, намеренно громко перелистывая страницы книги. Клетчатый плед на коленях и носки с котятами делали его образ на редкость безобидным, о чем он, конечно, не догадывался.

Однажды в понедельник, выходя из дома, я непринужденно бросила девушке на ресепшене: «Gün aydın! Nasılsınız?» [40] Доброе утро! Как ваши дела? ( тур .) Она удивленно посмотрела на меня и тоже что-то ответила. Что именно, я не поняла, однако мне показалось, что я сделала первый шаг к операции «Побег из клана ябанджи».

С этого дня я набросилась на новые темы и слова с таким рвением, что совершенно позабыла о хронической депрессии, нестерпимой мигрени и полуобморочных состояниях. Я хотела свободно говорить на улице с каждым, кто хоть чем-то мог быть полезен: таксистами, мусорщиками, отрешенными художниками и их котами, что сворами ходят за каждым «добрым сердцем».

Вскоре я начала задавать правильные вопросы в мясной лавке, звучно цокать при виде сочной бараньей ноги и просить получше отбить шницель. В рыбном ряду я стала любимицей усатого и насквозь пропахшего сардинами Мехмета: завидев меня, он каждый раз махал руками и напевал какую-то веселую песенку. Потом он приглашал в каморку за прилавком, где на гриле доходило филе рыбы-фонаря или пыхтел чугун с осьминогами. Я пробовала кусочек и, закатив глаза, аплодировала его кулинарному мастерству – Мехмет пускал слезу и делал мне отличную скидку.

По субботам я начала посещать базар в стиле «органик» – этот единственный подобный рынок в Стамбуле, к превеликой радости, располагался в ста метрах от дома. Найти его проще простого: в районе Бомонти о нем знает любая собака и даже с радостью проводит к месту за небольшое вознаграждение в виде экологичного куриного окорока.

Между длинными столами, заваленными кривенькими яблочками и заскучавшими бананами из Анталии, томно прохаживаются люди богемного вида. Здесь нет места пластику, который успешно заменили прочными холщовыми сумками и пакетами из крафтовой бумаги. Кругом царит аура безмятежности и любви к природе. Никаких криков и традиционных призывов купить помидоры у товарища, отплясывающего чечетку прямо за прилавком.

В одну из таких утренних вылазок я поняла, что уже умею на глаз определять степень сладости апельсинов по кожуре, количество крохотных рыбешек хамси в килограмме и, главное, покупать оливковое масло, что так же непросто, как и выбор вина. Я долго раскатывала маслянистую основу по языку, затем изучала осадок на дне бутылки и в конце концов растерла каплю изумрудного золота на запястье и глубоко вдохнула – престарелый продавец, выращивавший оливы едва ли не с рождения, был глубоко тронут моими познаниями и на радостях пригласил на свой семейный заводик для дегустации самых редких сортов маслин. Дип (так и не потерявший вид заезжего туриста) с опаской наблюдал за такими метаморфозами, и, как он признался позже, порой начинал сомневаться, не подменили ли ему жену. Но нет, это была точно я – просто слегка овладевшая турецким, открывавшим мне двери не только на малоизвестные рынки, но и в распахнутые сердца стамбульцев.

Однажды вечером после ужина, когда все сказки перед сном были прочитаны для младшей и даже старшая уже мирно посапывала в кроватке, Дип попросил объяснить ему логику языка, который все глубже проникал не только в наш быт, но и в стиль общения.