Эсмира Исмаилова - На берегах Босфора [Стамбул в рецептах, историях и криках чаек] [litres]

– Возможно, он чувствует все это… – попыталась приободрить ее я.

– Загробной жизни нет, – спокойно ответила она. – И ты не верь, это обман для слабаков. Жизнь одна, и она здесь и сейчас. Потом не будет. Поэтому живи, а не рассчитывай на подачку в виде рая или чего-то там еще…

Было сложно ей возразить. Тукче говорила так, будто знала это наверняка. Перед тем как выйти, я мельком бросила взгляд на кресло в дальнем углу салона, как будто в нем и вправду мог кто-то сидеть, и мысленно попрощалась с ним.

Я спешила домой, чтобы не терять ни минуты этого дня. Как никогда, я чувствовала квинтэссенцию жизни в настоящем моменте и хотела делиться ею со своими родными. Я долго стояла у дома, дожидаясь школьного автобуса. Сегодня мне непременно хотелось его встретить и увидеть моих девочек как можно раньше, но, как назло, он задерживался в трафике, что еще больше подогревало мое нетерпение.

Вечер мы провели за чаепитием с апельсиновым джемом, которым меня угостила Тукче. Я увлеченно рассказывала домашним про новое знакомство, обрамляя его яркими подробностями. Дипу моя история не понравилась. Он злился каждый раз, когда я «путалась не там, где нужно». Он встал из-за стола и начал быстро ходить по комнате. Он делал так всегда, когда не хотел показывать эмоции. Старшей дочери стало немного грустно, и она просидела весь вечер с красными глазами. А младшая ничего не поняла и продолжала намазывать уже четвертую булку густым апельсиновым джемом и, счастливая, уплетала ее за обе щеки.

Легкая грусть приятно щекотала в груди. Мне показалось, что я познала еще одну сторону многогранного стамбульского кейфа.

10 июля

Типичное стамбульское утро и кюнефе толстушки Кюгю. – Тайна дворцовой наложницы и красавца янычара. – Сладкие каштаны с привкусом счастья. – Вездесущая небрежность и ее последствия. – Металлическая церковь мученика Стефана. – Голограмма из красного кирпича под дождем. – Папироска в узловатых пальцах старика-ополченца. – О том, что Хогвартс существует – и он в Стамбуле.

Стамбул просыпается рано… то ли от криков голодных чаек, то ли от гнусавых гудков проходящих по Босфору пароходов. Из всех дверей, полусонные, высыпают люди на политые дождем улицы. Они рассаживаются вдоль умытых тротуаров за крохотными столиками и медленно, наслаждаясь каждым терпким глотком, пьют янтарный чай из крохотных стаканчиков грушевидной формы.

И можно было бы снова погрузиться в сладостную дрему, если бы не резко взвившаяся стая голубей, взбудораженная щедрой горсткой крошек из окна надо мною…

Я смотрю на часы. Без четверти девять. Через несколько минут широко распахнут двери своих салонов приветливые куаферы [49] Парикмахеры ( тур .) , и наточенные шаветки зашелестят на чисто выбритых подбородках стамбульских денди с утренними газетами под мышкой. Прыткие «Веспы» [50] Популярные мотороллеры итальянского концерна «Piaggio». Производятся с 1946 года. задорно играют в догонялки, навлекая грозные возгласы седовласых мужчин за соседним столиком: еще час они посидят здесь, а после переместятся на широкую скамью в тени ветвистого платана у входа в мечеть Хаджи Махмута (она здесь же, в пяти минутах прогулочным шагом).

Стамбульские пенсионеры начинают день рано: подолгу пьют чай в семейных локантах [51] Локанта – небольшой ресторанчик-столовая в Турции, в котором работают, как правило, члены одной семьи. , подправляют роскошные усы в одной из парикмахерских, которыми управляют их внуки, а после до обеда играют в нарды, громко переживая проигрыши и еще громче празднуя победы.

Я пристально наблюдаю за веселой толстушкой у витрины, которая на большой раскаленной сковороде мастерски готовит десерт кюнефе [52] Кюнефе – традиционный турецкий десерт из специального нитевидного теста кадаиф с пресным сыром внутри, пропитанного сахарным сиропом. . Аромат горячего топленого масла и сахарного сиропа быстро разлетается по округе.

– Кюгю, оставь мне кусочек! – кричит смешной паренек со скрипучей тележкой, набитой огромными бутылями воды. Я морщусь от сводящего скулы скрипа, делаю глоток обжигающего напитка и успокаиваюсь. И почему раньше никто не рассказывал про целительную силу чая, выращенного на черноморских плантациях в пригороде Ризе?

Через дорогу мне мило подмигивают открытыми ставнями деревянные домики. Стройные подъезды, обрамленные белоснежными колоннами, ведут себя выдержанно: их двери открываются редко и никогда не стучат, будто боятся нарушить чуткий сон старинных деревянных портиков, венчающих увядающую красоту.

Фасады, выкрашенные когда-то в оттенки кирпичной терракоты, насыщенной лазури и бледной куркумы, уныло глядятся в зеркальные лужи, оставшиеся после обильного полива кустов жасмина.

Скоро вода испарится – и белесая пыль продолжит свой незамысловатый танец в паре с сонным утренним ветром.

Я глубоко вдыхаю будоражащие запахи из соседней буречной: в этом городе жизнь неразрывно связана с едой. Спешащие прохожие замедляют шаг, чтобы вдохнуть поглубже нежнейший из запахов, и многие, так и не устояв, присаживаются рядом – внимательный гарсон тут же подбегает с крохотными стаканчиками терпкого чая. Я представляю себе хрустящие гёзлеме со шпинатом и тающие во рту лахмаджуны и, спешно расплатившись, бреду прочь от этого искушения, противостоять которому больше нет сил.

Пройдя несколько кварталов по оживленной Dereboyu Caddesi, я дошла до средневекового хамама Хюсрев Кетхуда (Hüsrev Kethuda) – приземистого кубика из крупного темного камня с весьма интересной историей, которую я случайно узнала от женщины у входа.

Шепотом она поведала, что баню построили много веков назад, и так она работала, пока в ее стенах не произошла тайная встреча юной наложницы из дворца Долмабахче с красавцем янычаром. Завистливая управляющая хамамом, не справившись с ревностью, напустила слишком много пара и заперла двери на засов. Когда их открыли, бездыханные влюбленные лежали на центральном камне харарета [53] Харарет – парная комната в хамаме. , обнявшись, словно брат и сестра. С тех пор в это заведение никто не ходил. Его закрыли, а позже в нем обосновались ресторан и ателье, которые до сих пор предлагают свои услуги. Впечатленная трагической историей, я не удержалась, чтобы не заглянуть внутрь. Казалось, за последние пятьсот лет здесь мало что изменилось: суровые каменные своды по-прежнему хранили печаль прошлых лет. Неожиданно мне стало не по себе: казалось, будто стены сдвигаются и нечем дышать. С трудом я выбралась на улицу, где меня ждала все та же абла.