Эсмира Исмаилова - На берегах Босфора [Стамбул в рецептах, историях и криках чаек] [litres]

Я пообещала себе вернуться сюда позже и непременно обойти все здание вдоль и поперек. Мне не терпелось увидеть раритетный гигантский телескоп, что прятался в одной из башен, служившей обсерваторией. Я с благоговением представляла себе бесконечные книжные полки в полутемной библиотеке, где половицы скрипят так же, как скрипели в те далекие времена, когда по ним ступал еще мальчишкой Димитрий Кантемир [61] Димитрий Кантемир (1676–1723) – светлейший князь России и Священной Римской империи, господарь Молдавского княжества, российский сенатор и тайный советник, член Берлинской академии наук. и прочие видные деятели того времени. Сегодня в лицей попасть так же непросто, как и раньше. Он по-прежнему остается едва ли не самым элитным учебным заведением, в аудиториях которого религиозные преподаватели открывают непоседливым ученикам тайны мироздания на греческом языке. В длинных коридорах царит схоластический дух, увлекающий в глубины знаний и философских размышлений. Я искренне сожалела, что мои девочки не смогут прикоснуться к такому волшебному миру, но смогут читать о нем в увлекательных средневековых романах, если, конечно же, Netflix [62] Netflix – американская развлекательная компания (основана в 1997 г.), производящая и поставляющая десятки тысяч фильмов, сериалов и телепередач. не уничтожит их к тому времени.

Меланхолия в турецком языке обозначается словом «хюзюн». Впервые я узнала о нем из книги Орхана Памука [63] Орхан Памук – современный турецкий писатель, лауреат Нобелевской премии в области литературы. , посвященной его родному городу Стамбулу. Он с такой болью описывал приверженность османской души к печальным раздумьям, что я невольно обвинила его в чрезмерном трагизме и утрировании национальной грусти. Мне представлялся Стамбул бурлящим мегаполисом, что сотни лет кормил полмира своей неуемной энергией, но никак не средневековым аббатством времен Вильгельма Баскервильского [64] Вымышленный францисканский монах, главный герой романа Умберто Эко «Имя розы» (1980). , где смех и веселие считались неприличными и греховными. И вот, оказавшись здесь, я, подобно загадочным жителям этого древнего города, начинаю испытывать дразнящую тоску по утраченной славе и былому величию широких проспектов, оглушенных в 1871 году звонками первых конок. Я по-новому вижу обветшалые здания, боготворя теперь каждую трещинку и разлом на покосившихся фундаментах, не предвещающих ничего доброго своим печальным надстройкам. Обреченность этого многоярусного великолепия и есть та самая часть неизвестного Стамбула, которая тщательно скрывается за многолюдным туристическим проспектом Истикляль, за районом Эминеню, который заполонили гиды, и десятками второсортных рыбных ресторанов под Галатским мостом над Золотым Рогом.

Полгода назад я приехала в город, вскруживший своей красотой миллионы голов. И я готова была покориться ему, но судьба распорядилась иначе. Стамбул покорился мне, раскрыв глубочайший секрет местного кейфа, который я трепетно храню в уголке своего сердца. Я решилась описать в этой главе лишь малую его часть, чтобы дать представление о нем тем, кто, возможно, захочет испробовать рецепт своеобразной османской печали, замешанной на суфийских идеях и называемой здесь красивым словом «хюзюн»…

28 августа, Шиле, провинция Стамбула

Неравная схватка за шоколадный загар. – Аполлон на соседней террасе. – Эликсир молодости, по мнению стамбульских женщин. – Секретный наблюдательный пункт в кустах рододендрона. – Кикладские дома и «all inclusive». – О том, что Шиле – это практически шато. – Маяк а-ля Бретань и белоснежное ришелье. – Безлюдная лагуна в предзакатные часы. – Креветки по-османски по совету Эмель. – Волшебная ночь в лодке под звездным небом Шиле.

Оглушенная нескончаемыми дрязгами белоснежных чаек, я уже который час сидела на терраске своей квартиры, выставив ноги под мягкие лучи утреннего солнца: мне нужны были загорелые икры для нового платья, длина которого едва прикрывала колени. Пальцы в бешеном ритме стучали по клавиатуре ноутбука, стараясь успеть закончить главу до полудня: в двенадцать начнется солнцепек, и я побреду в поисках ледяного айрана, а после в укромном уголке неизвестной кафешки уткнусь в пожелтевшие страницы антикварной книги, которую выудила из кучи хлама на местной барахолке.

Самовлюбленный ветерок с Босфора игриво кокетничает с солнцем, и оттого его лучи то и дело пляшут по мне, не давая сосредоточиться на загаре, – и я покрываюсь нелепыми красными пятнами. Мне никогда не удавалось обзавестись ровным шоколадным оттенком кожи, которым может похвастать едва ли не каждая из тех, кто провел недели две на турецких курортных берегах. Я все лето нахожусь в Стамбуле, окруженная морями и проливами, однако моя кожа остается мертвецки белой, несмотря на ежедневные воздушные ванны.

Через крохотную улицу, которая отделяет мой дом от соседнего квартала, буквально в десяти метрах от меня, находится роскошная квартира в османском стиле: ее колоритные интерьеры я не раз наблюдала по вечерам, когда в домах зажигали огни, а шторы расслабленные стамбульцы использовать не привыкли. Они спокойно живут при распахнутых настежь окнах, не замечая никого и ничего вокруг.

Здесь нет культуры задраивания, законопачивания и замуровывания себя за звуко— и светонепроницаемыми портьерами. Порой ажурные невесомые ставни закрываются, но лишь для того, чтобы после невыносимого полуденного зноя вновь распахнуться в ароматную прохладу нежной стамбульской ночи.

На соседней террасе началось движение: хозяин квартиры (да, кажется, это был он – я сразу не узнала, потому что впервые увидела его в одних плавках) раскрывал зонтик рядом с раскинувшейся облаком бугенвиллией. Он с грацией льва опустился на белоснежный лежак, томно растянув уже и так достаточно загорелое тело. Девушка-филиппинка каждую минуту выныривала на террасу, чтобы принести ему стакан холодного айрана, планшет, наушники, затем полотенце, звонкого шпица, мобильник и еще много всякой всячины. Аполлон (я ведь могу так называть своего соседа на основании сходства с известным мифологическим персонажем?) манерно разговаривал по телефону, специально играя мышцами на груди, как будто кто-то мог подумать, что они так ритмично сокращаются сами, реагируя на банальную беседу. Через минуту филиппинка вынесла портативный вентилятор, и это мне показалось странным: уж лучше бы она вышла с перьевым опахалом – оно бы более гармонично вписалось в удручающую картину безответного служения капризному господину – по крайней мере, именно это я наблюдала последние полчаса. Хотя слово «наблюдала» не совсем верно описывает то, что в действительности делала я: а именно исподтишка косила глазом, прячась за крышкой порядком раскалившегося лэптопа. Мне абсолютно не был интересен мой сосед, которого я имела счастье наблюдать в любое удобное для меня время: стоило распахнуть любое из окон, как он тут же попадал в поле зрения, чем порядком набил мне оскомину. Больше меня привлекал белоснежный напиток, который после каждого глотка пушистой пенкой покрывал его гладко выбритую верхнюю губу, – услужливая филиппинская девушка тут же самоотверженно бросалась к нему с салфеткой.