Жан-Батист-Бартелеми Лессепс - Лессепсово путешествие по Камчатке и южной стороне Сибири

С наступлением лета они покидают зимние жилища и вместе с семьями и необходимым количеством лошадей отправляются косить сено на зиму. Делают они это подальше от своей юрты и самых плодородных угодий. Остальные лошади остаются на попечение слуг, которые пасут их на окрестных пастбищах.

Я очень сожалею, что не присутствовал на их празднике в честь возвращения весны в мае месяце. Они собираются на открытой местности, едят до отвала жареную телятину и жеребятину, выпивают массу перебродившего кумыса, танцуют, поют и в конце концов заканчивают гаданиями. Их шаманы верховодят на этих празднествах и делают всем свои экстравагантные предсказания.

Эти колдуны здесь более почитаемы и меньше преследуются властями, чем на Камчатке. Считаясь толкователями желаний духов, они даруют свое посредничество наивным якутам, которые, однако, всегда безропотно платят за это. Я видел, как эти глупцы отдают своего лучшего коня, чтобы он отвёз шамана в его деревню. Нет ничего более безобразного, чем магические сеансы этих самозванцев. Поскольку я ничего не знал о них, кроме как из написанного другими, мне очень хотелось присутствовать на таком представлении самому. Я убедился в полной правдивости этих свидетельств; и, поскольку я уже подробно описывал это зрелище ранее, я ограничусь описанием шамана, который предстал передо мной.

Одетый в костюм, украшенный колокольчиками и железными пластинками, издававшими оглушительный шум, он к тому же с ужасной силой бил в бубен. Затем он носился, как сумасшедший, с разинутым ртом и мотая во все стороны головой. Его чёрные всклокоченные волосы [256]скрывали лицо, и под ними в одно мгновение раздавались стоны, в следующее — рыдания, а затем громкие раскаты смеха — прелюдии его прорицаний.

В идолопоклонстве якутов мы находим все те же нелепости и суеверия древних камчадалов, коряков, чукчей и других жителей этих мест. Однако у них есть несколько более определённых принципов, и среди нелепых вымыслов, за которыми они скрыты, мы встречаем достаточно остроумные идеи, касающиеся Верховного Существа, чудес и будущих поощрений и наказаний.

Но больше всего меня поразила живость и необычность их образа мыслей. Они восхищаются сказками, почерпнутыми из их абсурдной мифологии, и рассказывают их со всей убеждённостью своего легковерия. Сравнивая их с нашими собственными мифами, мы уже не испытываем искушения так высоко ценить наших древних и современных сказочников, когда видим, что этот вид творчества культивируется такими соперниками. Две следующие сказки были переведены мне Голиковым слово в слово.

Однажды в большом озере разгорелась жестокая борьба между различными видами рыб. Спор шёл о создании верховного суда, в чьи обязанности должно было входить управление всем рыбным племенем. Селёдка и большинство мелких рыбок считали, что они имеют такое же право голоса, как и Лосось. Мало-помалу спор стал таким жарким, что мелкие рыбки объединялись в одну Гигантскую рыбу против тех больших, которые раньше пользовались слабостью маленьких, чтобы обижать и преследовать их. И вот произошла кровопролитная война, которая закончилась поражением больших рыб. Побеждённые, спасаясь от гибели, убежали в маленькие ручейки, а Гигантская рыба, одержав победу, стала хозяином озера. Таков закон сильнейшего!

Другая басня имеет ещё большее сходство с нашими бабушкиными сказками, которыми пугают детей и обманывают скуку деревенских вечеров. Я склонен подозревать, что она была сочинена шаманом.

Один якут не проявил должного уважения или нанёс какой-то вред своему шаману. Злой дух, чтобы отомстить за последнего, превратился в корову и, смешавшись со стадом якута, ухитрился, пока оно кормилось у леса, украсть самых лучших телок. Вечером, когда пастух вернулся, разгневанный хозяин обвинил его в небрежности и выгнал из дома. Тотчас же явился злой дух в виде другого пастуха, нанялся к якуту на работу и на следующий день погнал коров в поле. Прошёл один день, два дня, а стадо всё не возвращается. Обеспокоенный якут пошёл с женой, искал повсюду своих коров и, наконец, нашёл их — но в каком беспорядке! При его приближении они начали прыгать и танцевать под звуки флейты [257] вероломного пастуха. Хозяин стал ругаться и возмущаться! «Постой! — сказал ему злой дух. — Можешь упрекать меня в том, что я ограбил тебя, обидевшего самого уважаемого шамана, но пусть это послужит тебе уроком и научит давать каждому человеку то, что он заслуживает». После этого стадо и пастух исчезли, и несчастный якут потерял всё своё имущество.

Место, где это произошло, с тех пор считалось обителью адских сил. Можно, конечно, заподозрить, что злой дух, укравший коров, был не кто иной, как сам шаман, но таково уж простодушие целомудренных якутов, что они с негодованием отвергают такие подозрения и считают их ужасным богохульством.

Мне часто показывали в лесу останки старых якутских могил. Это были грубо сделанные гробы, подвешенные на деревьях. Я не знаю, по какой причине они отказались от этого обычая хоронить своих умерших таким способом и подальше от своих жилищ, но в настоящее время их способ погребения такой же, как у христиан.

Похороны проходят с некоторой пышностью, соответствующей общественному положению и богатству покойного. Если это вождь, то он облачен в свои лучшие одеяния и с ним самое дорогое оружие. Семья несёт гроб с телом к могиле; громкие стенания возвещают о скорбном шествии. Любимая лошадь покойного и ещё одна, самая лучшая из его табуна, обе богато украшенные и ведомые слугой или ближайшим родственником, идут рядом. На месте погребения их привязывают около могилы к двум столбам [258], и, пока их хозяина хоронят, перерезают им горла. Это кровавое возливание — дань уважения его привязанности к этим животным, которые, как предполагается, последуют за ним в другой мир, где он снова сможет пользоваться ими. Затем с них снимают шкуры; их, вместе с головами, растягивают горизонтально на ветвях деревьев рядом с могилой, получается своего рода мавзолей. Затем разжигается огонь, и последнее доказательство уважения к покойному состоит в том, чтобы зажарить и съесть на этом месте его любимых животных. По окончании застолья все расходятся. Тот же самый ритуал соблюдается и для покойной женщины, за исключением того, что вместо лошади приносят в жертву её любимую корову.

Якуты крепкие и вообще крупные. Чертами лица они похожи на татар. Утверждают, что есть большое сходство в языках этих народов; я могу только утверждать, что якуты говорят отрывисто и резко, а слова в их речи звучат отчётливо.

Их одежда проста и почти одна и та же на все времена года, с той лишь разницей, что зимняя сшита из шкур. Поверх рубахи они обычно надевают большую куртку с запахивающимися полами. Короткие штаны едва достают колен, но длинные сапоги, называемые «са́ры» [259], доходят выше колена. В жаркую погоду они не носят ничего, кроме штанов.