Виктория Прессман - Правда о маяках. Книга пилигрима

Потом – подготовка к отъезду вечер второй. Опять собираю чемодан, звоню подруге, говорю «давай выпьем за мой отъезд», а у нее кот умер. И она только вот с похорон, и грустная. Закапывала его. Опять напиваемся, просыпаю автобус номер два. В общем, ни в какую Москву я не еду. «Я остаюсь», трам-пам-пам.

Сутки спустя я пришла домой в 5 утра после бурной ночи, проведенной в компании малознакомых людей, в странных местах, куда бы я сама никогда не зашла. В 5 утра в подъезде была открыта настежь дверь, а на лестничной клетке, особенно в районе моей двери и коврика все было буквально залито кровью, забрызгано. И стоял невыносимый запах свежей крови. Я была навеселе. Ко мне подошел мужчина в резиновых перчатках, наверное врач или криминалист. «Вы знали этих людей?». «Нет, я здесь живу недавно…» Он посоветовал не прикасаться к крови, «это же кровь, вы понимаете…». Странно, но меня волновала больше чистота двери и собственная репутация, мне было наплевать на тех, кто пострадал. Я даже ничего не спросила. Я вошла в свою квартиру, закрыла дверь, выспалась, а когда встала, то кровь уже убрали, но запах оставался, невыносимый запах уже немного застарелой крови, похожий на подтухшее мясо. Я выбросила коврик на помойку, приняла ванну, а когда, ближе к вечеру вышло закатное солнце из-за тяжелых сине-серых облаков, то оседлала велосипед, и….. Листья заиграли красками осени, сырой холодный ветер в лицо, пахучий. Стремглав несусь с горы сквозь ворох мокрой желтизны, и солнце светит незнакомо, так ясно, так особо. Прозрачность как правда, и вот, хорошие-плохие, неважно, кто мы, важно, что вот сейчас прекрасное мгновение, и это все, что у нас есть.

Дерущиеся музы

Солнце выплескивалось щедро и неосторожно – разбрызгивало краски по листьям осени, суровое балтийское небо конца октября цвета свинца как нельзя лучше контрастировало с яркими желто-оранжево-красными листьями. Иногда подсвеченные солнцем белые птицы как будто с других берегов появлялись на фоне свинцового неба – как вспышка, как момент истины. Мне ничего не оставалось как смотреть в окно и удивляться этой красоте, гулять, жадно глотая осенний воздух. И наверное – это то, что мне нужно. Статус – безработная, я отправила стихи на конкурс, – до сих пор не знаю хорошие они или плохие, мои стихи. Вердикт пока не вынесен. Пока не вынесен мне приговор. Все как будто зависло в осени, все как будто проторило ей дорогу, – чтобы ничего больше не мешало. Даже музыка – моя извечная страсть, моя мозоль, мое тн предназначение, связанное с волей покойной матери – музыка и та отвернулась от меня. Нигде не нужны таперы, а инструменты никто не настраивает. До сих пор не могу понять дружат ли музы музыки и литературы. Но точно, что за всем этим кто-то стоит. Это дядька с седой бородой, а еще за этим стоит память. И непременно, во всем этом – самая прекрасная осень моей жизни, для которой расчищена дорога. Странно, эта осень совсем не грустная. Она похожа по темпераменту на жаркий южный полдень. Я медленно превращаюсь в ребенка улиц. Да, не так давно я шутила, что моя профессия – бродяга. Наверное так и есть. Ну вот, все, осень зовет, манит, ждет меня за окном, я откланиваюсь и иду танцевать.

Странно, как вдруг меня настигла безработица. Это когда в общем-то ты не против любой работы, но на все высланные резюме, письма – ноль эмоций, без ответа. Да, должно быть трудно объяснить обычному человеку почему после 7 лет работы в корпорациях – на платном телевидении, в нефтяной компании, в сфере финансов – почему вдруг фриланс, тчк, пробелы, и вот – с таким багажом за спиной согласна на любую работу… Все в наше время хотят подогнать под шаблон, всему хотят дать имена, никакой романтики в чистом виде, никакой импровизации. Если человек идет куда-то один с рюкзаком, спит на пляжах, работает в монастырях, ночует в гамаках и хижинах, – то обязательно надо выложить фото, выдать себя за героя, быть кем-то для кого-то. Боже, как это все мелко и ничтожно. Быть просто с Богом за одно, с дорогой – ни для кого-то, для того чтобы стать лучше, чище, мудрее, тоньше, сильнее. Ну может быть, в крайнем случае быть ходячим манифестом, этаким творцом свободного пространства вокруг себя. Если уходишь из корпораций во фриланс – то это «ааа, вы дауншифтер», если плаваешь с маской с рыбками – то это снорклинг, если с рюкзаком за спиной бредешь по дороге – бэкпекер, прогулка по джунглям – это оказывается трекинг. Нет больше героев. Мы живем во времена мрачного пи-ара, самовыпячивания, виртуального лже-величия. Где вы бродячие музыканты, сумасброды, авантюристы? Да, я всегда не дружила с куревом и алкоголем, да, я всегда хотела быть кем-то другим, родившись поэтом и музыкантом вдруг стала гнить в этих паршивых корпорациях – все ради папы. Потом он умер – умирал долго, тяжело, впервые пожалуй мне не больно об этом писать. Рана затянулась. Потребовалось столько исхоженных дорог, столько ночей под незнакомыми звездами, столько галлонов вина, столько молчания и слез. Столько одиночества. Да, я могу сказать, – я заслужила свое счастье. Вот сейчас здесь под этим осенним серым небом, безработная бродяга со сдаваемой в аренду квартирой в Москве, никого рядом, чистый горизонт. Лучи солнца сквозь тучи были сегодня просто монументальны. Город лежал как на ладони, подсвеченный закатом, ободки серых облаков и эти божественные лучи. Невозможно оторвать глаз от такой красоты. А еще уцененное македонское вино, на обратной стороне бутылки написано про сульфиты, а после первого глотка понимаешь, что похмелье гарантировано. И где-то в воздухе витает любовь. Я почти ловлю ее за краешек платья. Она во всем. И есть несколько людей, которым она также нужна, как и мне. Этой осенью. В этом городе.

Скользящие лебеди вышли из берегов, гуляют вдоль трассы в поисках еды, а город поглощен серой мглой. Заретушированные башни, невнятное содержание, скользкие прогулки по лезвию ножа. Незавершенные – неначатые, зависшие в воздухе притяжения. Твердолобая упертость упавших сумерек и чьей-то не-любви. И во всем этом прорисовывается что-то такое ускользающее, до боли знакомое, прожитое, пережитое, увязнувшее в вечном ноябрьском межсезонье и давно забытом сне, в котором мы с тобой были вместе. Как же давно это было. Всегда ведь есть только одна любовь, все остальные повторяют ту, самую горькую, самую сладкую, почти первую. Почти навсегда. Главное досчитать до ста, каждая последующая сотня повторяет предыдущую. А теперь я смотрю вперед, прорубаю путь сквозь лед, раздуваю мглу и пепел. Придаю очерченность пути. Я двигаюсь вперед. Впереди гололед, пункты, причалы, опять корабли. Журчанье реки, устремленной к началу. Пожатие руки на прощанье. «Не бойся, смотри, не беги, иди. Спокойно иди к маяку.» Стою одна, у маяка, руки как крылья. Мы одни. Он светит. Сквозь тьму. Всегда.