Александр Усовский - Дойти до перевала

— Витя, забери у коня воду! — Некрасов подхватил брезентовое ведро и выплеснул остатки воды из него на унтера. Тот захрипел, открыл глаза — и тотчас застонал.

Савушкин кивнул.

— Верю. Больно. Поэтому давай так — ты отвечаешь на мои вопросы, я колю тебе морфин. Хорошо и правильно отвечаешь — умираешь легко и без мучений. Плохо отвечаешь или молчишь — умираешь тяжело и очень больно. Выбирай!

Унтер, посмотрев на Савушкина так, что тому на мгновение стало не по себе — ответил:

— Нэ розумию…. По-российску….

— Товарищ капитан, дайтэ мэни, — попросил Костенко.

— Нет, Олег, бесполезно. Это идейный. Вколи ему морфин и пусть отходит к своим…

Унтер, переведя взгляд сочащихся кровью глаз на старшину — спросил:

— Звидкиль?

Костенко, пожав плечами, ответил:

— З Фастова. А що?

— А я з Чорткива… з-пид Терэбовли… биля Тэрнопиля… — Унтер тяжело сглотнул, и продолжил: — У самого Серэта… биля моста…була моя хата… Нечипоренко я, Васыль…. Тэж, як и ты, украинэць…

Костенко отрицательно покачал головой.

— Ни. Це я — украинэць. А ты эсэсовец.

Унтер хотел что-то возразить — но лишь вяло шевельнул рукой. И продолжил — с каждым словом говоря всё тише:

— Цэ вжэ нэ важно… Як скинчицца вийна… Як що будэшь у Чорткиве… Маму мою…. Нечипоренко Галину Олександровну… пошукай. Як знайдэшь — то ось цэ ий пэрэдай…. — И унтер, из последних сил сняв с шеи крестик на чёрном кожаном шнурке — протянул его Костенко. И. уже впадая в забытьё, прохрипел: — Був Васыль — и нэма Васыля… — Рука его с крестиком безжизненно упала на грудь.

Старшина осторожно извлёк крестик из пальцев унтера, протёр его и положил в карман. Савушкин, ничего по этому поводу не сказав, произнёс:

— Всё, грузим хлопцев на подводы! Их в лесу перебили повстанцы, а нас здесь не было.

Некрасов, указав на трофеи убитых эсэсовцев, спросил:

— А барахло церковное куда?

— Здесь оставим. Словаки разберутся….

Через несколько минут небольшой обоз прогрохотал по брусчатке главной улицы Нитранского Правно на север и скрылся в густых зарослях акаций и падуба, начинавшихся сразу за мостиком на краю города. А спустя час, в уже наступивших сумерках, трое молчаливых мужчин в старой чехословацкой военной форме, увешанные оружием и ранцами, пробравшись по зарослям ивняка вдоль реки, вошли в дом мельника — чем немало обрадовали укрывшегося за мельницей сержанта Строганова.

— Слава Богу, вы вернулись! А то на площади стреляли, уже темно, а вы всё не появляетесь, я уже собрался бечь…

— Это всегда успеется. — Усмехнулся Савушкин. И добавил: — Пока сидим тут, надо всю эту заваруху переждать. Хотя… Пан Пастуха, — обратился капитан к хозяину дома, — Тут поблизости гарнизоны словацкой армии какие-нибудь есть?

— Что ест «гарнизоны»? — Не понял мельник.

— Военные, армия. — Пояснил Савушкин.

Пастуха кивнул.

— Ест. В Батяванах — болшие склады амуниция, пушки и гуфометы… То есть винтовки и пулеметы по-руско. Патроны. Очень много! И там фабрика. Обув. Таксамо вельки склады. — Помолчав, добавил: — В Пьештяны — болшой аэродром. Там бил пулк авионов ческословенскей арматы… Сто авион! Тераз меней, но много. Каждий ден летает десят, два десят авион…

Савушкин кивнул, и, достав из планшета карту — принялся её изучать.

— Товарищ капитан, шо шукаетэ? — Поинтересовался Костенко.

— Шляхи зносин, как говорят в Белоруссии. Дороги, идущие к этим Батяванам.

— Склады?

— Они. Калибр у немцев и словаков одинаковый, и патроны те же. Стало быть, немцы арсенал в Батяванах по-любому захотят заграбастать. Плюс склады обувной фабрики — бачив, какие худые сапоги были у тех галичан? Обувь — штука для войны не менее нужная, чем патроны. Батяваны — городок вокруг обувной фабрики. И сейчас в этих Батяванах партизаны, если хозяин, — и Савушкин кивнул на Пастуху, — нам не врёт… Что значит — немцы будут подтягивать туда свои части. Из Тренчина, скорее всего. И мы, если хорошенько поищем — сможем там найти нужного нам немца. Штабного офицера с портфелем…. Так что сегодня валимся спать, завтра днюем, а в ночь выходим. Вот сюда. — И Савушкин ткнул карандашом в точку на карте.

— Ба-нов-це-над-бебра-во-ю… — с трудом прочёл старшина и почесал затылок: — Ни хрена себе! Километров сорок! Это всю ночь идти, да ещё через горы!

Савушкин вздохнул.

— Ехать не получится. Мы не знаем, кто тут контролирует дороги. Попадём, как кур в ощип… А под этими Бановцами, судя по карте, есть пару отличных мест для засады. Сейчас спать, завтра приведем себя в Божеский вид, отдохнём — и в ночь в путь. Доберемся до места, переднюем, определимся с местом засады — а вечерком выйдем на промысел…. Глядишь, кого и упромыслим. — помолчав, продолжил: — А сейчас всем спать. Кроме радиста, который идёт бдить на улицу. Женя, — повернулся Савушкин к Строганову: — разбудишь меня через час. Я вон на топчанчике прилягу.

Радист молча кивнул, взял винтовку и вышел из дома. Капитан обернулся к мельнику:

— Пан Пастуха, где мои солдаты могут поспать? Я лягу тут, на втором диване, если вы не возражаете. А ребятам надо выспаться…

Хозяин кивнул в глубину дома.

— За кухня два комнаты. Жили мои сыны. Тераз пусто, сыны в войску… были.

— В какой армии? — осторожно спросил Савушкин.

— Были в ческословенска армата, потом в словацкая. В России. Прошлый год пропал. Плен или где — не вем….

— А как зовут сыновей?

— Марек и Бронислав. Пастухи… Ближенцы.

— Близнецы? — уточнил капитан.

— Так, так. Близнецы. Были в рыхлой дивизии… Бистрой. Пропали Миус-фронт…

Савушкин вздохнул.

— Ничего обещать не могу, но попробую запросить Москву. Может, и найдутся, словаков на нашу сторону много перешло, сейчас из них целый корпус сформировали. Может, и ваши близнецы сейчас на Дукле воюют… А вы, пан Пастуха, откуда русский знаете?

Мельник грустно улыбнулся.

— Я не знаю, я толко немножко понимаю… Плен. Киев. В ту войну… Три годы. Потом ческословенски корпус, Сибир. Потом Владивосток. Остался Америка, работал Чикаго, бойня. Где скотина делают мясо. Десат лет. Приехал Правно, купил мельница. Сыны были уже болшой, не узнал… — И мельник смахнул что-то с глаз.

Савушкин прикинул в уме — сынам уже лет по тридцать, не меньше. Точно не рядовые….

— А кто они по званию?

Пастуха пожал плечами.

— Были далейслужачий поддостоик. Я не знаю, как это руско. Они служили армата, и остались.

— Сверхсрочники. У нас это называется «сверхсрочнослужащие». — Помолчав, Савушкин добавил: — Я спрошу. Может быть, что-то прояснится…. А кто эта Моника?

— Дочь соседка. Убирает у меня, готовит. Я старий и сейчас очен много работать на мельница. Сентябр. Урожай убрали.