Уилбур Смит - Падение с небес

Многие тысячи акров своей земли Шон засеял акацией, что стало основой его состояния. С того места, где он сидел, неподалеку от железнодорожной товарной станции города виднелись строения лесопильных заводов, склады пиломатериалов, и Шон снова почувствовал удовлетворение, оттого что жизнь его не прошла понапрасну, а его начинания были вознаграждены успехом. Улыбнувшись, он чиркнул спичкой по сапогу, закурил длинную черную сигару и уселся поудобнее.

Шон решил еще немного растянуть удовольствие – такие минуты самоудовлетворенности случались редко. Ему не очень хотелось сейчас думать о своих самых насущных проблемах.

Блуждающий взгляд его прошел по крышам раскинувшегося внизу Ледибурга и добрался до некрасивого строения из стали и оцинкованного листового железа; оно торчало так высоко, что любой дом в долине по сравнению с ним смотрелся карликом, даже внушительное четырехэтажное здание нового Ледибургского сельскохозяйственного банка.

Корпус сахарного завода походил на языческого идола, безобразного и жадного, вцепившегося в землю на краю аккуратных плантаций сахарного тростника, которые раскинулись до самого горизонта, густым ковром покрывая низкие пологие холмы. Словно океанские воды, ветер волновал эти плантации, посаженные для того, чтобы кормить этого вечно голодного идола.

Шон нахмурился, собрав в складки кожу на лбу над большим носом, похожим на клюв хищной птицы. Его земли насчитывали тысячи акров, а земли человека, который когда-то был его сыном, раскинулись на десятки тысяч.

Жеребец под ним словно почувствовал смену настроения всадника: подтянулся, часто закивал головой и стал перебирать ногами, готовый бежать вперед.

– Спокойно, мальчик, спокойно, – проворчал Шон и потрепал его по холке.

Сейчас он поджидал этого человека, явившись на рандеву, как всегда, пораньше. Он любил являться первым, чтобы приходили к нему, а не наоборот. Это был старый прием: гостем на данной территории казался не он, а другой, вдобавок у ждущего есть время подумать, привести в порядок мысли, постараться предугадать поведение будущего визави.

Место и время встречи он выбирал очень тщательно. Мысль о том, что Дирк Кортни снова вторгнется в его владения и явится к нему в дом, была ему отвратительна. Ореол зла окружал этого человека, который, казалось, мог заразить все вокруг, а Шону очень не хотелось, чтобы зло запятнало святая святых всей его жизни – имение Лайон-Коп. Шон не желал, чтобы этот человек даже ступал по его земле, поэтому и выбрал для встречи небольшой пограничный участок, непосредственно примыкающий к владениям Дирка Кортни. Он длился всего полмили, и только здесь Шон велел натянуть колючую проволоку.

Будучи сам скотоводом и большим любителем лошадей, Шон терпеть не мог колючую проволоку, но тем не менее между его землей и землей Дирка Кортни она была натянута. И когда Дирк прислал ему записку с просьбой о встрече, Шон выбрал именно это место: здесь их станет разделять изгородь.

Вторую половину дня для встречи Шон выбрал тоже не случайно. Низкое солнце окажется у него за спиной и станет светить в глаза этому человеку, когда он поднимется к нему по склону нагорья.

Шон достал из жилетного кармана часы: уже без одной минуты четыре, а встреча назначена ровно в четыре пополудни. Он посмотрел вниз, окинул взглядом долину и нахмурился. Склон внизу пуст, дорога просматривается до самого города. Она оставалась пустой с той минуты, как полчаса назад юный Марк, оставляя пыльный след, протарахтел по ней на своем мотоцикле.

Шон перевел взор дальше, туда, где по ту сторону города высились белые стены великолепного особняка, который построил Дирк Кортни, вернувшись в эту долину. Он назвал его Грейт-Лонгвуд – помпезное имя, под стать помпезной постройке.

Шон не любил смотреть на этот дом. Ему казалось, что он окружен той же, мерцающей даже в дневном свете аурой зла, такой плотной, что ее можно даже потрогать; кроме того, он много всякого слышал об этом доме – любители сплетен с горящими глазами пересказывали, что происходит под его крышей по ночам.

Он верил, что в этих рассказах много правды. Иными словами, он хорошо знал и глубоким чутьем, которое некогда называлось любовью, понимал человека, который давно перестал быть его сыном.

Шон снова мрачно посмотрел на циферблат. Уже четыре. Он потряс часы и приложил их к уху. Тикают как ни в чем не бывало. Сунув их обратно в карман, он подобрал поводья. Значит, не явится… Шон даже почувствовал подленькое, трусливое облегчение: любая встреча с Дирком Кортни высасывала из него все жизненные соки.

– Добрый день, отец, – раздался голос.

Шон даже слегка испугался и невольно сжал коленями бока лошади, натянув поводья. Тряся головой, жеребец вздыбился и закружил на месте.

Перед ним на золотисто-гнедой лошади в непринужденной позе сидел Дирк. Он спустился к нему с опушки леса неподалеку, осторожно, почти без звука ведя лошадку на поводу по толстому ковру из опавших листьев.

– Ты опоздал, – проворчал Шон. – Я уже собрался уезжать.

Должно быть, Дирк сделал крюк, поднялся на верх нагорья за водопадом, через плантации Лайон-Коп объехал ограду и явился на встречу с противоположной стороны. Не исключено, что полчаса сидел в леске и наблюдал за Шоном.

– Ну и о чем ты хотел поговорить со мной?

Ни в коем случае нельзя больше недооценивать этого человека. Сколько раз он это делал, и всякий раз приходилось жестоко расплачиваться.

– Думаю, ты знаешь о чем, – улыбнулся Дирк.

Глядя на него, Шон сразу поймал себя на мысли, что видит перед собой очень красивое, лощеное и смертельно опасное животное. Дирк сидел на лошади с небрежной грацией, спокойно, но с видом человека, который совершенно уверен в себе. Одет он был в охотничью куртку из превосходного, непроницаемого для колючек твида, с галстуком желтого шелка на шее; на длинных сильных ногах красовались плотно облегающие сапоги из начищенной до блеска темно-коричневой кожи.

– Напомни, – попросил Шон.

Он внутренне готовился противостоять фатальному, гипнотическому шарму, который этот человек способен демонстрировать в любой момент, когда ему это придет в голову.

– Да ладно тебе, я понимаю, ты недавно загнал свои потные немытые орды в стойла, где им, впрочем, и место. Читал, отец, о твоих подвигах, читал и гордился тобой. Бойня, которую ты устроил в Фордсбурге… просто жуть, почти то же самое происходило в тысяча девятьсот шестом году, когда ты подавлял восстание Бомбаты. Прекрасная работа…

– Продолжай.

Шон вдруг снова почувствовал к нему ненависть. Обладая большим искусством нащупать в человеке слабую точку, где тот может ощущать себя виноватым, и нажать на нее, Дирк Кортни без всякой жалости эксплуатировал это умение. Когда он подобным тоном распространялся о том, как Шон исполнял свой долг, генерала охватывал жгучий стыд.