Уилбур Смит - Падение с небес

Поначалу они просто отправлялись верхом куда-нибудь в тихий уголок лесной чащи, обступившей узенькую извилистую тропинку, и последнюю милю скакали галопом. Запыхавшиеся и смеющиеся, прибывали на место и, еще оставаясь в седлах, бросались друг другу в объятия, а бедные лошадки лишь фыркали, переступая с ноги на ногу. В первый раз они так и свалились из седел на ковер из опавших листьев и папоротников, вцепившись друг в друга так, что забыли даже стреножить лошадей. Домой пришлось возвращаться пешком, и путь оказался долгим, особенно если учесть, что всю дорогу они то и дело, хихикая или хохоча, словно пьяные, бросались друг на друга с объятиями и поцелуями.

К счастью, лошади, не добравшись до дому, наткнулись на поле люцерны, иначе их возвращение без всадников встревожило бы конюхов. Тайна влюбленных осталась нераскрытой, но после этого случая приходилось тратить впустую несколько драгоценных секунд на то, чтобы Марк стреножил лошадок.

Однако довольно скоро украденного дневного часика им стало маловато, и они начали встречаться у Стормы в мастерской. Марк потихоньку взбирался на смоковницу и полз по ветке, протянувшейся прямо к окну, заранее открытому Стормой. Когда он делал неверное движение или у него скользила нога, она тихонько ойкала и попискивала от страха или, заметив проходящего мимо слугу, предостерегающе шипела. А когда он перелезал через подоконник, радостно хлопала в ладоши и бросалась ему на шею.

В мастерской у нее имелся всего один деревянный стул, пол был голым и жестким, а опасность внезапного вторжения слишком велика, чтобы не придавать ей значения. Однако бесстрашие и изобретательность почти сразу подсказали им выход: Марк достаточно силен, а она для него – почти пушинка; в их положении выбирать не приходилось, да и какая разница, как это делается.

Однажды Марк так распалился, что прижал ее спиной к одному из не законченных ею шедевров. Потом она встала коленями на стул, задрав юбку до пояса, и подняла свою прекрасную круглую попку, а Марк вытирал с нее тряпкой, смоченной скипидаром, пятна жженой умбры и берлинской лазури. Сторма так тряслась, отчаянно сдерживая смех, что серьезно усложнила задачу Марка. Кроме того, от смеха покраснело не только ее лицо, но и прелестная попка, которая светилась таким неземным розовым цветом, что запах скипидара с тех пор действовал на Марка как мощное средство, возбуждающее сладострастие.

Произошел и другой случай, на этот раз жуткий: в коридоре за дверью вдруг послышались тяжелые шаги – там кто-то шел, приближаясь к мастерской, характерной прихрамывающей походкой, которую ни с чем нельзя было спутать. Оба сразу застыли с мгновенно посеревшими лицами; затаив дыхание, они прислушивались к приближению шагов.

Раздался властный стук в дверь; Сторма, испуганная чуть ли не до смерти, уставилась на Марка огромными от ужаса глазами. Он мгновенно взял себя в руки, прекрасно понимая, какая страшная опасность им грозит. Если Шон Кортни увидит, что кто-то, грубо говоря, совокупляется с его обожаемой юной овечкой, он вполне способен убить обоих и себя заодно.

Стук раздался снова, уже нетерпеливый, требовательный, – они как раз спохватились и принялись лихорадочно приводить в порядок одежду. Марк быстро шепнул, что делать, и она храбро, хотя слегка сдавленным и дрожащим голосом, ответила отцу.

– Одну минуту, папочка!

Марк схватил испачканную в краске рабочую блузу и натянул Сторме через голову, потом сунул ей в правую руку кисточку и, сжав ей плечи для поднятия духа, мягко подтолкнул к двери.

Между стенкой и холстом как раз хватало для него места, и он пролез туда. Скорчившись в три погибели, он затаив дыхание слушал, как Сторма щелкнула задвижкой и открыла дверь.

– У тебя теперь новая манера закрываться, мисси? – проворчал Шон, подозрительным взглядом окидывая голую студию. – Вломился без приглашения, да?

– Ну что ты, папа, я тебе всегда рада!

Он вошел в комнату, и Сторма робко двинулась за ним. Шон критическим взглядом окинул картину:

– На этом холме нет никакого дерева.

– Но, папа, это же тебе не фотография. Дерево здесь должно быть. Оно уравновешивает композицию. Неужели не видно?

Как настоящий боец, она успела очухаться, и Марк, сидя в своем убежище, обожал ее в эту минуту.

Марк тоже успел осмелеть настолько, что осторожно выглянул за край холста, и первым делом ему на глаза попались смятые дамские панталоны из тончайшего шелка, обшитые снизу изящным кружевом; они сиротливо лежали на полу как раз в том месте, где совсем недавно их сбросила Сторма.

На лбу у Марка выступила испарина; на голом полу этот прекрасный шелк выглядел так же заметно, как знамя полка во время атаки. Он попытался дотянуться до этой бесстыдно греховной тряпицы, но у него ничего не вышло.

А Сторма повисла на руке отца – возможно, потому, что от страха ее уже не держали ноги, тем более что она видела протянутые из-за холста пальцы Марка, как и тот предмет, к которому тянулась его рука. Ее охватила настоящая паника.

В ответ на вопросы отца она бормотала что-то невнятное и пыталась увести его к двери, но задача оказалась ей не по силам – это было все равно что пытаться развернуть и увести слона от пучка сочной травы. Шон неотвратимо двигался вперед, прямо к холсту, за которым съежился Марк, и, соответственно, к панталончикам Стормы.

Еще шаг – и Шон зацепил шелковую тряпицу носком сапога. Но материал оказался столь тонким и легким, что генерал ничего не заметил; с довольным видом он как ни в чем не бывало захромал себе дальше с экзотическим предметом женского белья на стопе, а двое юных существ, охваченных смиренным ужасом, наблюдали, как панталончики свершают по студии свой кругооборот.

Уже у самой двери Сторма обняла отца за шею и поцеловала, перед этим ухитрившись подцепить панталоны носком своей туфельки, и только тогда бессовестно выставила отца в коридор и захлопнула за ним дверь.

Ослабевшие от страха и смеха, влюбленные приникли друг к другу посреди мастерской, и отрезвевший Марк не сразу обрел дар речи.

– Послушай, – сурово заявил он наконец, – ты хоть понимаешь, что нам нельзя больше так рисковать?

– Слушаюсь, мой повелитель, – покорно отозвалась она, хотя в глазах ее мелькали озорные чертики.

В начале первого ночи Марк проснулся оттого, что в ухо к нему залез чей-то влажный остренький язычок. Он уже собрался заорать от страха, однако маленькая, но сильная ладошка крепко зажала ему рот.

– Ты что, с ума сошла? – прошептал он, когда увидел в свете полной луны, светившей через открытое окно, склонившуюся над ним Сторму.

Он с ужасом понял, что она проделала целое путешествие через весь огромный дом, по коридорам со множеством темных закоулков, по скрипучим лестницам, в кромешной тьме, одетая только в легчайшую пижамку.