Уилбур Смит - Падение с небес

В тот день они спаривались двадцать три раза, а ночью выбрались из колючих зарослей и снова двинулись на юг.

За полчаса до того, как луна скрылась за горизонтом, они добрались до края вспаханного поля. Лев остановился и негромко зарычал, почуяв запах человека и скота.

Он осторожно протянул лапу, потрогал только что вспаханную землю, отдернул ее и неуверенно, встревоженно мяукнул. Львица нежно потерлась боком о своего самца, но он повернулся и повел ее вдоль вспаханного поля.

– Они доберутся до долины? Что скажешь, Пунгуш? – спросил Марк, склонившись в седле к зулусу, который трусил рядом с Троянцем.

– Им надо почти полдня, чтобы обойти земли, где работает человек, где пашут землю под сахарный тростник. – Пунгуш говорил свободно, несмотря на то что уже три часа бежал без остановки. – А кроме того, Джамела, они ничего не знают про твою долину и про сумасшедшего Нгагу, который ждет не дождется, когда они придут.

Марк выпрямился в седле и мрачно продолжил путь. Он понимал, что эта пара – эта семейная пара – его последний шанс иметь у себя в долине львов. Им придется преодолеть двадцать миль по опасной для таких животных территории, поскольку у себя, в португальском Мозамбике, они никогда не видели распаханных земель, да и земель, объявленных пастбищами, где львы подлежат отстрелу. Здесь диких животных нет вообще, зато много домашних. И при первом же крике «лев!» пятьдесят человек сразу хватают винтовки; белым всегда хочется подстрелить льва и получить свой трофей, они ненавидят больших хищных кошек слепой, бездумной ненавистью и с нетерпением ждут своего, возможно, единственного шанса расправиться хотя бы с одной из них. Эти люди считают львов своей законной добычей, поскольку там, где пасется скот, хищники вне закона.

В темноте львы приблизились к стоянке людей с подветренной стороны и залегли в невысокой траве у самого лагеря.

Они слушали сонные голоса сидящих вокруг костров, чуяли тысячи странных запахов – запах табачного дыма, готовящейся на костре кукурузы, кислый запах зулусского пива. Звери лежали, плотно прижавшись к земле; из травы торчали только их круглые уши с черными кончиками, а ноздри раздувались, втягивая воздух.

Скот поместили в низенький круглый загон из срубленных деревьев с колючими ветками; комли стволов были обращены внутрь, а густые колючие кроны – наружу. От скота шел густой и очень соблазнительный запах.

В загоне находились семьдесят два вола, две полные парные упряжки, принадлежащие «ледибургской сахарной компании»; с помощью этих животных распахивали новые земли к востоку от Чакас-Гейт, после того как рабочие спилили деревья и сожгли их в специальных ямах.

Настороженный и в любую минуту готовый действовать, лев молча и терпеливо ждал, пока серебристая луна не опустится за деревья, а голоса людей не умолкнут. Наконец костры прогорели и превратились в кучку тлеющих красноватых угольков. Только тогда самец бесшумно встал.

Львица не сдвинулась с места, только мощные мышцы на груди и на лапах вздулись и отвердели от напряжения, а уши слегка развернулись вперед.

Лев осторожно обогнул стоянку и зашел с наветренной стороны. С востока тянул прохладный ветерок, и зверь умело этим воспользовался.

Волы сразу учуяли запах льва; слышно было, как они неуклюжими прыжками встают с мест лежки.

Сталкиваясь рогами, они сбивались в плотную кучу мордой к ветру; один из них негромко и заунывно замычал. Его жалобу тут же подхватили другие, и их низкий протяжный рев разбудил людей. Кто-то крикнул и подбросил в костер ветку. Сноп искр поднялся к темной кроне мимозы, ветка загорелась, осветив лагерь желтым пляшущим пламенем. Пахари и мальчишки-поводыри в накидках из шкур на плечах испуганно жались к кострам и таращили встревоженные глаза в темноту.

Лев, прижимаясь к земле, тенью скользнул к загону; почуяв резкий кошачий запах, волы сбились в плотную массу и дико заревели.

Подойдя вплотную к колючей ограде загона с наветренной стороны, лев присел и, выгнув спину, пустил струю мочи. Едкая острая вонь ударила в ноздри испуганных волов, и они совсем обезумели. Плотным гуртом они откачнулись прочь и бросились в противоположную подветренную сторону, прямо на колючую стену временного загона. Не останавливаясь, проломили ее и, с шумом и треском вырвавшись на свободу, бросились врассыпную кто куда в кромешную темноту ночи.

Здесь-то их и поджидала львица; как быстрая тень, она мелькнула наперерез до смерти перепуганным животным и выбрала жертву – крупного молодого вола. Она погнала его вперед, подальше от костров и людей. Подгоняя вола, как овчарка овцу, львица забегала то справа, то слева от обезумевшего животного, а потом, дрожа от возбуждения, зашла сбоку и, догнав, ловко вцепилась в мощно работающую переднюю ногу; кривые желтые когти вонзились чуть повыше коленного сухожилия, достав до самой кости. Затем огромная кошка, присев, рванула ногу вола к себе.

Бык грохнулся на землю как подкошенный и, перекувырнувшись через голову, по инерции проехал по земле на спине; все его четыре ноги судорожно били в звездное небо.

Львица как молния прыгнула к нему на пружинистых лапах, остерегаясь тяжелых копыт, способных одним ударом раскроить ей череп, как, впрочем и острых рогов, которые могли бы пронзить ее насквозь.

Она впилась зубами в основание черепа, вонзив желтые, как слоновая кость, клыки прямо в первый и второй позвонки, и они затрещали, как орех в крепких щипцах.

Лев появился из темноты, торопливо ступая неслышным шагом, когда львица успела вскрыть брюшную полость вола и ее голова вся перемазалась в липкой крови: она уже добралась до печени, селезенки и почек. Львица прижала уши к голове, красной от крови добычи, и грозно зарычала на него, но лев плечом оттолкнул ее в сторону; она снова зарычала, а он властной лапой залепил ей затрещину и, сунув голову в проделанную ею дыру, принялся насыщать желудок.

Секунду она свирепо смотрела на него, потом ее уши встали торчком, и она сладострастно принялась лизать ему плечо длинным розовым языком, при этом негромко мурлыча и прижимаясь к нему длинным холеным телом. Лев старался не обращать на нее внимания и, гнусаво ворча, продолжал рвать и поедать влажную плоть быка.

Но она уже осмелела, пользуясь преимуществом, дарованным ей вечной женственностью, а также своим новым, в высшей степени притягательным для него положением; прежде она не допускала таких вольностей, а если и пыталась, то бывала немедленно и сурово наказана.

Лев отчаянно пытался поставить ее на место: положив ей на голову свою огромную лапу, но при этом предусмотрительно втянув когти, он яростно глотал куски, стараясь пожрать всего быка до того, как она тоже присоединится к пиршеству. Но львица, изогнувшись всем телом, избавилась от его лапы и принялась лизать ему ухо. Дергая ухом, он нерешительно заворчал. Она продвинулась вперед и добралась языком до глаз, и ему пришлось плотно их закрыть; морща брови, он пытался есть вслепую, но в конце концов подчинился неизбежному и позволил ей тоже просунуть голову в окровавленную полость.