Дарья Иволгина - Новгородская ведьма

— Ты должен был родиться от меня, — плакала Сольмира. — Ты — мой…

Харузин и Лавр набросились на упырей неожиданно. Они выскочили из ночи и попытались, пользуясь внезапностью, оглушить плакальщиц. Однако оба явно не рассчитали сил. Как и предполагал Лаврентий, упырей оказалось не трое, а больше. Еще двое бесшумно подбежали, выбравшись из-за кустов, где укрывались до сих пор. Сольмира отчаянно отбивалась от Харузина. Она оказалась невероятно сильной. Как ни силился Харузин пырнуть упыриху ножом, ничего у него не получалось.

Резкая боль — проклятая старая рана! — вспыхнула в теле, и Сергей покачнулся. Воспользовавшись этим, упыриха впилась зубами в его шею. Харузин ощутил острое жжение, точно его обкрапивило какой-то невероятно злой травой, а после потекло горячее и сырое. Рубашка стала намокать на плече.

Харузин застонал сквозь стиснутые зубы и понял, что сейчас потеряет сознание.

Лаврентию повезло больше, он сбил с ног одну упыриху и сцепил пальцы на горле другой. «Медвежонок», отпрыск Опары Кубаря, за годы жизни в монастыре он так и не забыл отцовой разбойничьей науки. Осталось для Лавра неизвестным, задушил ли он свою противницу (ее тела так и не нашли возле церкви), но еще двое набросились на него со спины. Один ловкий удар погрузил Лавра в беспамятство.

Для друзей все было кончено. Первую схватку с упырями они проиграли. Авраамий смотрел и запоминал. Он не стал очертя голову бросаться на выручку. Ничем хорошим это бы не закончилось — волоколамский инок не приучен был, в отличие от Лавра, к рукопашным схваткам. Вот-вот должен был, по расчетам Лавра, вернуться из Ревеля Флор. Об этом тоже говорилось накануне. Чем глупо пропасть в плену у упырей вместе с приятелями, лучше выследить их до самого логова, а после вернуться с большим отрядом. Похоже, враги гораздо опаснее, чем казались на первый взгляд.

Авраамий осторожно выбрался из дома и притаился возле стены. Простоволосая старуха негромко распоряжалась, больше показывая руками, чем отдавая приказания голосом. Обоих пленников, впавших в беспамятство, связали. Одного взвалил на спину невысокий лысоватый мужчина, другого взяла Сольмира — почти такая же рослая и крепкая, как любой стрелец.

Медленно отряд двинулся прочь от церкви, в сторону Волхова.

На подходах к Ревелю «Екатерина» значительно обошла «Святую Анну», однако ее паруса почти постоянно маячили на горизонте, и Флор с Вадимом постоянно видели их впереди себя.

— Дразнит, — сказал Вадим. — Чтобы мы видели и равнялись на лучших.

— Может, и дразнит, — согласился Флор, — но есть и другое предположение. Пока мы друг друга видим, всегда остается возможность прийти на помощь. Кроуфилд — хороший товарищ, в беде не бросит.

— В какой беде? — удивился Вадим. — Небо ясное, бури не видать.

— На море никогда не можешь быть уверен, что беда не надвигается, Вадим, — серьезно отозвался Флор. — Человек не создан для того, чтобы плавать по водам или летать по воздуху. Эти стихии ему не подвластны, и он начал их покорять по собственной воле. По воздуху пока никто не летает, но…

— Кстати, в наше время и по воздуху летать начали, — заметил Вадим. — Сперва на дирижаблях… Ну, на воздушных шарах… А потом построили самолеты. Это такая машина тяжелее воздуха, но вот летит. И не падает… То есть, иногда, конечно, падает… Но есть же способы определять погоду.

— Способы есть, — сказал Флор.

— Чайка ходит по песку, моряку сулит тоску, — вспомнил Вадим.

— Что-то в этом роде… Но существуют ведь и другие опасности, кроме штормов и шквалов, — добавил Флор. — Например, грабители. У берегов их обычно больше, чем в открытом море.

— Почему? — удивился Вадим. — Я думал, в море проще напасть. Ну, свидетелей меньше и все такое…

— В открытом море опаснее, Вадим. Пираты этого не любят. Они любят, чтобы с добычей поскорее добраться до своей базы. Да и укрытий возле берега куда больше.

Теперь и Вадим начал озираться по сторонам куда с большим вниманием.

Мальчик Животко выбрался на палубу и уставился на Флора с кислым видом. Флор даже засмеялся.

— Что, брат, не получается из тебя моряка?

— Да я вообще… — проворчал Животко. — Никуда не гожусь.

— Беда, — сказал Флор с притворно серьезным видом. — Был бы ты обезьянкой! Носил бы бантик, забавлял бы глупых женщин гримасами и ужимками, а они кормили бы тебя сладостями. Но увы, родился ты человеком — и вот теперь приходится подыскивать тебе занятие.

— Да чего там, — сказал Животко. — Я и матросом быть могу. Неделька — одно название, что скоморох. Он же скучный! Он людей смешит одними и теми же кривляниями уже сорок лет. Ему уже самому надоело.

— Мы скоро домой пойдем? — спросил Вадим у Флора.

— А вот как с делами управимся…

— Погоды будут дрянь, — встрял дядя Ляпун.

— Мы берегом пойдем, — обещал Флор.

— Берегом опаснее, можно разбиться, — сказал дядя Ляпун и с вызовом пожевал губами.

— На тебя не угодишь. Пойдем открытым морем. Правда, ко дну можно пойти…

— Знаете, ребята, — вдруг сказал Вадим, — не нравится мне что-то вон тот парус…

Все разом повернулись в ту сторону, куда указывал гость. Новый парус показался на горизонте. Он как будто вынырнул из волн и теперь стремительно нагонял корабль Флора.

У Животко тотчас исказилось лицо, он выпятил губы, как будто собрался заплакать.

— Это ведь не пират, а? — спросил Вадим.

В его представлении последовательно нарисовались: щеголеватый и джентльменистый капитан Блад, одноногий Сильвер и Мадам Вонг с ее тайнами.

— А вот сейчас и увидим, — хмуро молвил Флор. И крикнул: — Ребята, парус!

Моряки собрались на палубе. Некоторые уже побежали за оружием. Пушки у Флора не было, слишком дорого да и тяжело. Имелись две пищали и сабли. Вряд ли этого хватит, чтобы отразить серьезное нападение, но в абордажном бою — буде таковой случится — может оказаться очень кстати.

Теперь чужой корабль был уже хорошо виден. Небольшой, маневренный и быстроходный. Опознавательных знаков — нет. Конечно, Вадим и не ожидал, что на грот-мачте увидит черное знамя с «веселым роджером», а на носу — одноглазого (вариант: одноногого) человека с попугаем на плече и криком «Хвост дьявола!» на устах. Но все-таки что-то екнуло у него в груди.

Отсутствие сигналов говорило само за себя… Эта немота была страшной. И люди на чужом корабле не принимали угрожающих поз; они деловито и уверенно заряжали пушку.