Владимир Сназин - Доктор Постников

– Ты, Петр, сядь сюда, – доктор Блюментрост указал на широкую лавку с отверстием, – здесь мне удобнее будет осматривать твои руки. А ты, племянник, возьми вон тот табурет. – Блюментрост кивнул на небольшую приставную скамью. – Ну, – вопросительно взглянул на Петра доктор, – рассказывай, что с тобой приключилось. Вид у тебя, юноша, надо сказать, как у бродяги – оборванный, избитый, да еще с запахом вина.

– Это его алхимист Шилов ужином накормил, – поспешил сообщить Готфрид, чтобы дядя не подумал чего дурного. – Петр весь день ничего не ел, а Шилов на ужин предложил ему перебродившую ячменную брагу.

– А это откуда у тебя? – Блюментрост кивком показал на левую щеку.

– Его избили у кружечного двора какие-то фальшивые инвалиды, – опять вмешался Готфрид.

– Это не те ли, что с костылем и перевязанной рукой?

– Да, они, – сразу подтвердил Петр. – Ты их знаешь, учитель?

– Это место надо обходить стороной, – не отвечая на вопрос, сказал доктор. – Нам в кружало вмешиваться нельзя, они напрямую отчет держат перед боярином Иваном Михайловичем Милославским, царевым дядей. Там у них какие-то свои темные дела. А целовальник Фомич и дистиллятор Ананьин аптеке не подчиняются. Теперь давай посмотрим, что у тебя с руками. – Блюментрост взял одну руку Петра и стал пристально ее разглядывать. – Повреждения глубокие, кожа почти целиком отошла от плоти. Да, – задумчиво произнес доктор, – стереть до такой степени кожу можно только на галерах. Такое я видел у рабов и матросов-наемников на испанских галеасах. Чем же ты на аптекарском огороде мог так сильно повредить руки?

Петр вкратце, опуская мелкие и, на его взгляд, ненужные подробности, сообщил, что с ним произошло. Готфрид же, в свою очередь, искренне переживая за Петра и, видя, что тот упустил некоторые важные детали, старался дополнять его историю красочными сценами о крови на руках, о разорванной одежде и голодном обмороке на делянке, а также о том, как его лечил алхимист Шилов.

– Это все мотыга, – с грустью в голосе произнес Петр. – Мне никогда раньше не приходилось держать такой инструмент, я только вчера научился ею работать. Черенок мотыги был гладким и скользким, и, чтобы она не выскальзывала из рук, я периодически смачивал их снегом, после чего очень быстро стали образовываться мозоли, сначала водянистые, а потом и кровь появилась. Но я вошел в какое-то исступление и не чувствовал боли, пока не упал от голода и усталости в обморок.

Доктор Блюментрост покачивал головой и, орудуя пинцетом, внимательно рассматривал ладони Петра.

– Кожа сошла от непривычной для рук работы. Слишком сильное трение и влага способствовали образованию кровавых мозолей. – Доктор оттянул пинцетом сморщенную и уже подсохшую, словно осенний лист, кожу в сторону. Его взгляду предстала чуть припухшая бордово-красная плоть, прикрытая тонкой, но уже довольно упругой и прозрачной пленкой.

– Судя по толщине отслоившейся кожи, мозоли на твоих руках были кровавые, плотные и очень обширные. Чем тебя лечил алхимист Шилов? – с любопытством спросил доктор.

– Сначала промывал руки раствором щелока, потом я пил отвар из свежего пырея, а потом он приготовил пластырь и привязал его к моим ладоням.

– Готфрид, – позвал Блюментрост племянника, – подойди посмотри, какое заживление. – Доктор пинцетом надавил на бордово-красную плоть. – Видишь, это тонкая прозрачная пленка, которая образовалась всего за одну ночь, потрогай сам.

Готфрид взял пинцет и осторожно, чтобы не причинить боль Петру, нажал на пленку.

– Чувствуешь, какая она плотная?

– Да.

– Тебе было больно? – спросил доктор Блюментрост Петра.

– Нет, учитель. Только немного неприятно, как будто чем-то обжигают ладонь.

– Как такое может быть, дядя?

– Из чего состоял пластырь? – снова спросил Блюментрост Петра.

– Сначала алхимист Шилов в уже отваренный и растолченный пырей добавил мед, потом, перемешивая, грел на огне, затем добавил туда гусиный жир и опять грел, еще добавил березовые почки, настоянные на винном спирте, и опять грел, а в конце в густой раствор насыпал немного измельченного солнечного камня – янтаря. Остудил в сенях и образовавшийся пластырь привязал к моим ладоням.

– Хм, – буркнул себе под нос доктор Блюментрост. – Состав пластыря похож на тот, который готовит Яган Гутменш… Правда, вместо свежего пырея он использует сушеный, а вместо янтаря – измельченную кость единорога или порошок хризолита. Но такого заживления от пластыря Гутменша я не видел. – Доктор Блюментрост какое-то время молчал, погрузившись в свои мысли. – Чем же ты покорил мрачного алхимиста Шилова, что он так для тебя расщедрился?

– Сам не знаю, – ответил Петр, – правда, он меня похвалил за то, что я своевременно успел собрать большую часть лекарственных кореньев.

– Ах вот оно что, наверное, именно за это, – сказал Блюментрост и, повернулся к Готфриду:

– Ну, племянник, похвастайся своими знаниями. Расскажи нам, почему пырей теряет больше половины своих лечебных свойств, если его не собрать вовремя?

У Готфрида радостно блеснули глаза. Он был рад, что ему неожиданно представилась возможность блеснуть своими знаниями перед Петром, а особенно перед дядей.

– Основная причина потери лечебных свойств Elytrigia repens, – начал Готфрид и произнес название пырея по-латыни, чем вызвал восхищение Петра, – это его поздний сбор. Потому что, если на снежном покрове земельного участка, на котором культивируется Elytrigia repens, появились заметные провалы и проталины вокруг стволов деревьев, то это указывает, что под снегом уже началось активное сокодвижение. Доселе спящие почки наполняются питательным соком и превращаются в растущие побеги. Напор соков бывает настолько сильным, что побег в считанные дни выталкивается из-под снега, превращаясь в стебель. Это можно наблюдать на посевных вотчинных полях, когда озимые еще спят, а снежный покров уже размяк и просел, и на поверхность то там, то тут пробиваются бледно-зеленые побеги пырея. Как только побег начал расти, основной, горизонтальный, корень, бросает все силы на поддержку роста побега. Уже через два дня основной корень теряет больше половины целебных свойств, и чтобы успеть сохранить хотя бы их остатки, проводят сушку корня. В процессе наблюдения нами было замечено, что основной корень, извлеченный из земли, имеет на своей поверхности множество неактивных почек. Но если этот корень не подвергать сушке, а оставить в земле или просто лежать на поверхности, то в определенные дни апреля неактивная почка наполняется питательным соком и начинает расти, превращаясь в побег, а еще через два дня становится стеблем. Вот почему его нужно собрать еще до начала активного сокодвижения и высушить. А если не успеть вовремя, то основной корень полностью истощается и превращается в ненужный сорняк.