Владимир Сназин - Доктор Постников

– Знаю! – наблюдая за процессом испарения в тигле, сказал Готфрид. – Там разгоняют взбунтовавшихся стрельцов, которые требовали от царя справедливости и защиты. Но они не знают, что царь при смерти!

Петр замер и поставил песочные часы обратно на стол.

– Как при смерти?! – растерянно спросил он.

Готфрид оторвал взгляд от тигля и посмотрел на Петра.

– От аптекаря Гутменша сегодня у меня был человек. Царь, мол, лежит в перинах чуть живой, с опухшими как столбы ногами, и через кожу из ног у него истекает вода. Сам, говорит, видел. Возле него неотступно стоят доктора, прикладывают к ногам различные оттягивающие пластыри и дают пить кислые настои и отвары, которые в коктории первой аптеки готовит для него аптекарь Гутменш. Человек сказывал, будто личико у царя так сморщилось, что из перины едва видно, один только нос торчит. Слышал он также, как доктора шепчутся промеж собой, что царь теперь вряд ли поднимется. А знаешь, Петр, что еще сказал тот человек? Еще он сказал, что боярин Языков допытывался у докторов, о какой такой кислой траве для лечения скорбута говорил студиоз Постников, то есть ты. Ты говорил про какую-то траву?

– На испытании, когда царь спросил меня про скорбут, я и рассказал, что галеоны пополняли на материке запасы свежей воды и кислой травы.

– А боярин Языков подозревает, что тебе известна какая-то кислая трава, которую наши доктора скрывают и не дают царю.

– И что это значит? – дрогнувшим голосом спросил Петр и почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Не знаю, – ответил Готфрид.

– В чем я провинился? Какая кислая трава? Что посоветуешь мне делать? – задумчиво спросил Петр, глядя, как Готфрид ритмично мешает деревянной палочкой густую зеленоватую массу в тигле.

– В любом случае, думаю, нужно дождаться кого-нибудь из докторов.

– А что ты сейчас варишь?

– Заготовку оттягивающего пластыря из степного шалфея, адониса весеннего и белого донника. В коктории первой аптеки этого сбора уже нет, кончился. Да и у нас осталось совсем мало. А пластырь из него – единственный, который помогает при таком скорбуте, которым недужен государь.

– А почему ты не приготовишь сразу весь пластырь?

– Нельзя. Любое лекарское снадобье для государя должно готовиться в присутствии докторов и доверенного дьяка. В эту заготовку будут добавляться еще несколько трав.

– Разве на наших огородах не выращивают эти травы?

– Они растут только в степях, на сухом грунте. Больше всего их в степях Украины.

– И как ты эту заготовку передашь докторам?

– Опять придет человек, он знает в Кремле тайные проходы.

Вдруг через стену со стороны Ильинки, послышались визг, стоны и крики, а следом – конское ржание.

– Сейчас для тебя самое безопасное место – это аптека. Выходить из нее рискованно, – прислушиваясь к звукам с улицы, сказал Готфрид, – дождемся человека и все у него узнаем.

Менее чем через полчаса в дверь аптеки постучали. На пороге стоял парень лет двадцати пяти – в шерстяной однорядке, с торбой на плече.

– Ты кто? – спросил Петр, когда тот вошел в палату.

– Я хранитель лекарственных запасов в казенке царевой аптеки, Сидор Аверьянов. А ты кто?

– Я Петр Постников, ученик лекарской школы.

– А… так это тебе боярин Языков хочет расспрос учинить?

– Расспрос?! – испуганно повторил Петр. Ему тут же вспомнился покалеченный Никодим с привязанными к туловищу руками, и он почувствовал, как живот свело судорогой.

– Да, – подтвердил хранитель, – я уже сегодня Готфриду говорил, что боярин Языков заподозрил иноземных докторов в сокрытии какой-то кислой травы для исцеления царевой немочи, название которой, как он подозревает, ты знаешь.

– Я ничего не знаю, – растерянно и с некоторым страхом, сказал Петр, – никакой кислой травы…

– Да не пугайся ты так сразу, – успокоил его Готфрид, – нужно дождаться, кого-нибудь из докторов.

– Что услышал, то вам и передал, а там сами решайте, что делать и как быть.

Из рассказа хранителя ребята узнали, что царь совсем плох и что в Кремле в ожидании кончины царя собрались все его ближайшие родственники – Милославские со своими сторонниками и Нарышкины со своими. Перешептываются друг с другом, косятся на чужаков. Почти каждый, улучив момент, подходит к докторам, тайком спрашивает: «Как царь-батюшка-то жив еще?» – и, получив утвердительный ответ, отходит и поправляет под кафтаном железные латы.

– Ну, а что там бунтующие стрельцы? – уже на выходе спросил Готфрид парня.

– Ох, бьют их смертным боем. – С этими словами хранитель взял заготовку пластыря, забросил свою торбу за плечо и пошел к выходу.

Весь день и до полночи ребята просидели в аптеке, но из докторов так никто и не пришел. Изредка через стену слышны были звуки потасовок с криками о помощи, да звуки лошадиных копыт. Много больных, раненых, избитых стрельцов и посадских торговых людей стучались в аптеку, просили пустить, но сторож Ивашка дверь никому не открывал. Особо настырных гнал батогом, приговаривая:

– Дохторов в аптеке нема, а я про ваши хворобы ничего не знаю. Приходите завтра.

И лишь когда колокол Ивана Великого возвестил о начале вечерни, юноши разошлись по домам, условившись завтра с первыми лучами солнца встретиться опять в аптеке.

Освободившись из объятий дворовых псов, Петр вбежал на крыльцо и, сбросив однорядку в сенях на кадку, хотел подняться в светелку к матушке, но вдруг услышал голос отца.

– Петр, это ты?

– Да тятенька, – снимая ногу с лестничной ступеньки, отозвался Петр.

– Зайди ко мне.

Василий Тимофеевич, который совсем недавно вернулся из Польши, сидел в своей рабочей горнице и разбирал деловые бумаги.

– Звал, тятенька?

– Да сын, проходи, придвинь скамью, сядь…

Петр поклонился отцу в пояс и сел.

Василий Тимофеевич положил перо, встал и подошел к Петру. Тот тоже поднялся и склонил голову перед отцом.

– Ну-ка, ну-ка, Петруша, дай на тебя посмотреть. Два месяца, как не видел тебя. – Отец обхватил сына за плечи и выпрямил его. – И что же я вижу? – Василий Тимофеевич чуть отстранился и оценивающе с обеих сторон оглядел сына. – Ты опять вырос на целый вершок! Так и до Бога дотянешься, – ласково усмехнулся родитель и похлопал Петра по спине. – Садись, я уже знаю, что ты прошел испытание и получил в знак отличия сумку с инструментами. Поздравляю.

Петр быстро встал и еще раз в пояс поклонился отцу.

– Благодарствую батюшка.

– А поведай-ка мне, сыне, что там у вас в лекарской школе с царем стряслось, – вдруг посерьезнев, попросил старший Постников. – Вся Москва только и говорит, что стрельцы лекарской школы чуть ли не бунт подняли в присутствии государя, отчего великий князь в беспамятство впал. И будто одного самого ретивого стрельца скрутили да и в съезжую избу на расспрос отправили.