Владимир Сназин - Доктор Постников

Готфрид с Петром испуганно переглянулись.

– Учитель, а почему боярин Языков не верит тебе и думает, что вы все что-то скрываете?

– Мой мальчик, – тяжело вздохнул доктор Блюментрост, – только три часа назад боярин Языков был могущественнее любого другого боярина, и его боялась почти вся Московия. А со смертью царя он остался не у дел, и его роль свелась к роли распорядителя на погребении. Я боялся, что еще до того, как царь отойдет, он пошлет за тобой караул. Но Gott sei Dank, ему сейчас не до тебя. Наблюдая за нами, он прислушивался к доносившимся из тронной палаты возгласам и крикам. Там Милославские и Нарышкины лаялись друг с другом, доказывали каждый свое верховенство и обсуждали, кого объявлять царем. Языков должен был уловить, на чьей стороне сила, и вовремя примкнуть к тому крылу. Я понял, что сейчас он тебя не тронет, поэтому стал думать, как тебя обезопасить. Будь добр, Готфрид, принеси мне чашу воды.

Доктор сделал несколько мелких глотков, вынул из-за обшлага тончайшую ткань и промокнул ею губы.

– Как только царь Федор испустил последний вздох, – продолжал свой рассказ Блюментрост, – к Языкову сразу же подошел патриарх Иоаким. Они отошли в сторону и, опасливо оглядываясь, о чем-то некоторое время разговаривали. Я заметил, что после кончины царя мы уже никого не интересовали. Доктор фон Гаден красноречивым взглядом дал мне понять, что он завершил свою работу и хочет уйти. Я так же взглядом ответил, что не являюсь в данный час его начальником и он вправе поступать, как хочет. Собрав все свои пластыри и масла в сумку, он тихо и незаметно вышел. Следом за ним, так же незаметно и ни с кем не прощаясь, спальню царя покинули остальные доктора. Последним из царских покоев ушел я. Когда я проходил мимо патриарха и Языкова, они даже не посмотрели в мою сторону, так были поглощены разговором. Но, поравнявшись с ними, я намеренно приостановился, полагая, что боярин окликнет меня и задаст какие-нибудь вопросы, например, почему все доктора покинули почившего царя. Однако мне показалось, что он намеренно отвернулся от меня и очень тихо стал что-то говорить патриарху. Медленно от них удаляясь, я услышал всего несколько фраз, но эти фразы прояснили для меня всю картину. «Отче, – говорил Языков, – сам-то ты за кого, за Петра или Ивана?» Патриарх, скосив глаза в сторону тронной палаты, в которой собралось многочисленное семейство Милославских, так же тихо, сказал: «Если крикнуть Ивана, Софья загребет под себя всю власть. В этом ей помогут ее дядья Милославские. А ты понимаешь, Иван Максимович, что тогда с тобой будет – в ссылку полетишь. Меня тоже, конечно, прижмут, землю могут отнять…» – «Тогда, отче, кликай перед народом Петра, а я пока Алешку Лихачева и Ваську Голицына подготовлю…»

– А когда я уже спускался с красного крыльца, из плотно стоявшей возле него толпы, словно червь из земли, выполз подьячий Аптекарского приказа, поклонился и сказал, что дьяк Андрей Андреевич Виниус просит меня зайти к нему по неотложному делу.

– Странно, – удивился Готфрид.

– Что странно? – не понял Блюментрост.

– Сегодня утром у Виниуса был отец Петра дьяк Постников.

– Андрей Андреевич сказал об этом, это мне известно. Но что они бывшие сослуживцы по Посольскому приказу, для меня было новостью. Вот так и бывает в жизни: «Мир тесен, а нить тонка». Оказалось, что дьяк Постников пожаловался Виниусу на боярина Языкова, будто бы тот хочет вызвать на расспрос его сына Петра по делу о траве. Дьяк Виниус спросил меня, о какой траве идет речь. Я рассказал всю историю с кислой салатной травой, о которой Петр в своем ответе упомянул царю. Сначала дьяк Виниус от души посмеялся, а когда представил себе, что боярин Языков теряет со смертью царя, понял: тот готов был уцепиться за любую возможность, лишь бы продлить уже определенные Богом дни жизни царя.

– И что же сказал дьяк Виниус, дядя?

– Он сказал…

Но в этот момент со стороны Красной площади послышались гул толпы, а затем крики: – «Хотим Петра! Пусть царем будет Петр!»

– Что это? – чуть ли не одновременно воскликнули все трое. Они прислушались. Народ продолжал скандировать: «Хотим Петра на царство!»

– Никак народ выбор делает, – проговорил доктор Блюментрост с тревогой в голосе. – Требует посадить на царство малолетнего Петра. Значит, Нарышкины победили?

– А что, учитель, Нарышкины хуже Милославских? – спросил Петр.

– Разницы между ними нет, мой мальчик. Но если победили Нарышкины, то у власти опять останется боярин Языков. И тогда трудно сказать, что будет со всеми нами.

– Ты не договорил, дядя, что же сказал дьяк Виниус? – выводя доктора Блюментроста из задумчивости, повторил свой вопрос Готфрид.

– Да, – проговорил доктор, как бы приходя в себя. – Андрей Андреевич сказал, что мы правы, опасаясь этого, все еще всесильного, человека. И нужно сделать все, чтобы уберечь Петра от пыток.

Доктор Блюментрост взял со скамьи чашу с водой, сделал два глотка, поставил ее, поочередно посмотрел на Готфрида и Петра и продолжил:

– Оставив меня на некоторое время одного, Андрей Андреевич куда-то вышел, а когда вернулся, в руках держал два листа бумаги. Он протянул мне один из них: – «Вот, прочти».

– И что это были за листы, учитель? – не без испуга в голосе спросил Петр.

– Это была царская грамота о ягодной повинности.

– Я слышал о такой грамоте, – сказал Готфрид. – В прошлом году помясы, которых отправляли на сбор трав, тоже их получали.

– Правильно, племянник.

– А что в ней написано? – поинтересовался Петр.

– В ней написано следующее, – Блюментрост вынул из-за левого обшлага названную бумагу и прочел:

«Воеводам и всем их подчиненным строго предписывается прислушиваться к просьбам направленных в его воеводство аптекарей, травников и помясов. Оказывать им всестороннюю помощь и спомогательство в собирании лекарственных трав. А чтобы в травном собирании не упустить время, то без промедления давать им в помощь от мала до велика крестьянских детей. В случае не успеха миссии по сбору для царской аптеки лекарственных трав воеводе придется внести в царскую казну 100 рублей штрафа. А помощники, которые царское жалование будут пропивать и бражничать в кабаках, и вместо лекарственных трав собирать будут травы гнилья или противолечебные травы, будут биты кнутом или посажены в тюрьму».

– А что было во второй бумаге? – спросил дядю Готфрид.

– Вторая бумага – это второй экземпляр грамоты.

– А для кого дьяк Виниус приготовил эти бумаги?

Блюментрост встал с лавки, прошелся по лекарственному залу и, остановившись напротив обоих ребят, сказал:

– Одна бумага предназначена Петру, другая, – он сделал паузу, – другая, Готфрид, тебе.