Адам Уильямс - Дворец райских наслаждений

— Вчера он был у нас в лагере.

Все непонимающе уставились на него.

— Ты о ком, Чарли? — медленно произнес Меннерс, откладывая сигару, которую собрался прикурить.

— О монахе, конечно.

— Ты мне ничего об этом не рассказывал, — промолвил герр Фишер.

— Не думал, что это так важно, — отозвался Чарли. — Я давал ему монету. Смешной парень. Он беспокоил рабочих. Доктор, этот сыр вкусный.

— Что он делал?

— Вообще-то ничего. Он был слепой, глухой и еще немой, поэтому не мог ничего говорить. Просто пришел и встал. Люди на мосту бросали работу и пялились на него. Честно, было страшно. Будто он колдовал. Не как обычный шарлатан, который приходит и пугает, говорит, что в железнодорожной линии живут злые духи. Не знаю, чего хотел этот человек. Думаю, крестьянские предрассудки. Бич моей страны. Одним словом, я давал ему монету, мексиканский серебряный доллар, и знаете, что он делал? Сунул в рот и проглотил, — Чарли хихикнул. — Я подумал, рабочие будут смеяться, но они стали еще больше испуганными. В конце я увел монаха и проводил до дороги. Люди вернулись к работе. Я дал им двойную порцию гаоляновой водки. Вот и все. А почему вам это интересно?

— Похожего монаха видели перед тем, как в Фусине начались беспорядки, — ответил Меннерс. — Некоторые считают, что бунт поднял именно он.

— Боксерский священник? — спросил Френк. — Страшное дело.

— Похоже на то.

Повеяло холодком. Фитиль одной из свеч зашипел в лужице расплавленного воска.

— В моей стране много таких сумасшедших людей, — рассмеялся Чарли. — Нам не надо поддерживать предрассудок. Китай должен идти вперед. Мы не услышим, как герр Фишер и миссис Аиртон играют очаровательную музыку? Да, моей стране как раз нужно такое волшебство.

— Услышим, услышим, — кивнул Аиртон. — Об этих боксерах говорят много всякого вздора, а это пагубно влияет на пищеварение. Похоже, Чарли — самый здравомыслящий из всех нас. Неудивительно, ведь он христианин. Пойдемте, дамы ждут. Герр Фишер, вы принесли скрипку?

Когда они шли по коридору в гостиную, Меннерс прошептал Тому на ухо:

— Надеюсь, старина, я не перегнул палку? Не знаю, что за муха доктора укусила. Кажется, он намекал, что я собираюсь покуситься на честь Элен Франсес.

— Я уже сказал, что прогулки — отличная мысль, — ответил Том, несколько холодно поглядев на Меннерса. — Но в следующий раз давай сначала ты будешь договариваться со мной? Аиртоны несколько старомодны. Если честно, я тоже.

— Старина, я всего-навсего предложил ее сопровождать.

Том остановился и тяжело вздохнул. Он поморщился, но тут же расплылся в широкой улыбке.

— Брось, Генри, мы же друзья. Ты просто будешь осматривать с ней достопримечательности. Когда смогу — буду ездить с вами. Давай пошли, сейчас будем слушать музыку.

На протяжении следующего часа они слушали, как Нелли играет на пианино, а герр Фишер аккомпанирует ей на скрипке. Элен уговорили спеть. Представление понравилось лишь Чарли Чжану, который громко хлопал в ладоши и кричал «Анкор!», словно очутился в концертном зале. Не было ни фокстротов, ни полек. Гости разошлись раньше, чем доктор предполагал. Проводив по тропинке сада до самых ворот последних гостей, герра Фишера и Чарли Чжана, доктор постоял несколько минут в одиночестве, оттягивая момент возвращения в дом, где его в самом дурном расположении духа ждала Нелли.

Отряд солдат, направленный майором Линем в Черные холмы, вернулся на следующий день. В обозе солдаты привезли троих одетых в лохмотья крестьян, которых они захватили в лесу. Крестьян доставили в ямэн и судили за разбой. Мандарин приговорил всех троих к казни, которая должна была состояться в тот же день, и к полудню на рыночной площади собралась толпа зевак, желавших поглазеть на кровавое зрелище.

Перед тем как надеть парадный халат и выйти из кабинета, мандарин легко перекусил и выкурил трубочку опиума. Майор Линь с ротой солдат и приговоренными ожидал его во внешнем дворе. Пленники были обнажены по пояс и забиты в большие деревянные колодки с отверстиями для головы и рук, а на груди болтались таблички с описаниями преступлений. Склонившись под весом колодок, бедолаги сидели с несчастным видом у стены под охраной вооруженного ружьем солдата. Когда мимо них прошел мандарин, они подняли мертвые, полные страдания глаза, в которых уже не было надежды. Не удостоив их и взглядом, мандарин прошел к паланкину, возле которого ссутулясь стоял Цзинь-лао, раболепно придерживая дверь. Мандарин коротко кивнул казначею и взобрался в паланкин. Цзинь-лао последовал за ним, устроившись сзади. Паланкин слегка качнуло, когда восемь носильщиков водрузили его себе на плечи. Майор Линь вскочил на белого коня. Сержант прогавкал команду. Обреченных рывком подняли на ноги, и под завывание труб и медленный барабанный бой процессия тронулась вниз по склону холма, направляясь к городу.

Мандарин откинулся назад в кресле и прикрыл глаза:

— Быть может, Цзинь-лао, теперь вы сможете мне объяснить смысл вашей затеи. Зачем я трачу свое время и государственные средства, чтобы казнить трех безобидных мужланов?

— Они разбойники, да-жэнь. Похитители. Иноземный мальчик. Его жестоко умертвили. Какая печаль, — Цзинь-лао тяжело вздохнул.

— Все это я уже слышал сегодня утром на суде, — произнес мандарин. — Я не поверил вам тогда, не верю и сейчас.

— Мы получили признательные показания, — ответил Цзинь-лао, продолжая безмятежно улыбаться, — солдатам указали в лесу могилы.

— Убитого мальчика и его друзей?

— Конечно, да-жэнь.

Мандарин раскрыл на мгновение глаза и тут же снова смежил веки. Чуть слышным шепотом он произнес:

— Не тратьте понапрасну мое время, казначей Цзинь. Якобы убитый мальчик на самом деле удерживается в публичном доме Матушки Лю, на потеху вам и ублюдочному сыну хозяйки. Повторяю, не тратьте понапрасну времени и не подвергайте сомнению мою проницательность.

Если Цзинь-лао и был поражен осведомленностью мандарина, он это ничем не показал:

— Вы всезнающи и всеведущи. «Ваши очи видят на тысячу ли, а уши слышат шепот ветра».

Мандарин тяжело вздохнул:

— Этих троих ты получил от Железного Вана?

— Это его должники, платящие жизнями за безопасность своих семей, — кивнул Цзинь-лао.

— Как обычно.

— Долги этих несчастных теперь принадлежат мне в счет оброка, что платят мне разбойники?

— Да, как и прежде, да-жэнь.

— Прежде мы действовали подобным образом, только когда грабили моих купцов, похищая их сокровища, а в городе росло возмущение. Мой долг поддерживать закон и порядок, что подразумевает воздаяние за преступление и возвращение награбленного. Я убедил Железного Вана выдать мне некоторых преступников и вернуть малую толику украденного законным владельцам. Народ стал свидетелем торжества правосудия, все остались довольны, и нам удалось сохранить мир и согласие.