Адам Уильямс - Дворец райских наслаждений

А теперь он как раз о них и рассказывал.

— Дальше к югу боксеры уже стали неотъемлемой частью пейзажа, — говорил Филдинг, прикуривая вторую сигару, — они толкутся у обочины чуть ли не в каждой деревне Шаньдуна или Чжили. Обычно кто-то из них показывает приемы боевых искусств: стоит какой-нибудь голый по пояс хвастун и машет над головой огромным мечом или же разбивает голыми руками кирпичи, а кругом — толпа зевак. Они умеют делать удивительные вещи. Обычно они не обращают на тебя внимания, разве что засвистят или же скажут какую-нибудь гадость, но если ответишь тем же — засмеются. Несмотря на пышные наряды — они простые крестьяне.

— Пышные наряды? — недоуменно спросил отец. — Вы имеете в виду их форму?

— Их одежду даже формой не назовешь. Это скорее маскарадные костюмы, которые есть в гардеробе любой труппы бродячих артистов — желтые туники, красные платки, синие пояса и кроваво-красные иероглифы, написанные на груди. Некоторые забрались в деревенские оружейни и теперь ходят — гремят старинными доспехами и размахивают мечами.

— Вас послушать, так они вызывают смех.

— Они не вызывают смеха. С тем же успехом можно хохотать над Кочайзом [26] Кочайз (1805–1874) — один из вождей племени апачей, возглавивший восстание 1861 года. , который носит набедренную повязку из оленьей шкуры и цилиндр с воткнутыми в него перьями. В молодости, когда я только стал проповедником, я жил среди индейцев-апачей в резервации, одной из тех грязных дыр, куда мы загнали гордый жестокий народ, пытаясь сломить его дух, стараясь приобщить к цивилизации. Каким образом? Спаивая и посадив на голодный паек. Я преподавал им Писание, и, Боже правый, я помню, с какой необоримой ненавистью они смотрели на меня… а по их лицам ползали мухи. Несчастный сломленный народ — мне до сих пор больно об этом вспоминать. Однако, доложу я вам, доктор, если бы вы увидели индейца-апачи на лошади с ружьем в руках, как некогда довелось мне, когда Джеронимо [27] Джеронимо (1829–1909) — один из лидеров вооружённого индейского сопротивления. пошел на прорыв из Сан-Карлоса в семидесятых, вы бы поняли, что такое настоящий мужчина. Гордый как орел, свободный как ветер, несмотря на то, что одет он был в то, что мы с вами назвали бы рубищем, а за душой — только оружие да бусы. Страшный, как горный лев, самый жестокий и беспощадный убийца, которого когда-либо носила земля, — все против него, но с ним были его честь и гордость. Мне не хотелось говорить, доктор, но боксеры, которых я видел в Китае, чем-то напомнили мне того индейца.

— Хотите сказать, что они кровожадные опасные дикари?

— Если вы рассердите их, они могут быть опасны, впрочем, я имел в виду совсем другое. Я увидел в их глазах гордость, доктор. Гордость, понимаете? Вы прожили в Китае очень долго, дольше, чем я. Мы привыкли к забитости и покорности китайских крестьян. Попробуйте это отрицать. Что, когда вы делаете операцию крестьянину, он смотрит вам в глаза? Что делает погонщик, если видит, что вы едете на лошади ему навстречу? Крестьянин отводит взгляд, а погонщик спешит уступить вам дорогу. Каждому китайцу от рождения присуще низкопоклонство. Перед нами общество вышестоящих и нижестоящих, где ты либо повелеваешь, либо пресмыкаешься. Крестьянин находится в самом низу социальной лестницы, но когда я сталкиваюсь на дорогах с боксером — я понимаю, что передо мной настоящий мужчина. Он не дикарь, как индеец-апачи, но в его глазах, как и в глазах того индейца, читается угроза, что заставляет меня относиться к нему с осторожностью и уважением и побыстрее ехать дальше своей дорогой.

— Как вы думаете, Филдинг, боксеры представляют для миссионеров опасность?

— Опасность? Физической расправы? Нет, я так не думаю. Пока еще нет. Однако новообращенным угрожают. Прежде чем обрушить гнев на нас, боксеры сперва решили заняться своими. Подтверждаются слухи об убийстве христиан в деревнях Шаньдуна и Чжили. В дальних округах случаются поджоги. Боксеры жгут церкви и дома христиан. Настают ужасные времена, а деревенская молодежь, вступившая в отряды, в безумии своем способна на дикие жестокости. Осмелюсь заметить, среди боксеров немало бандитов и разбойников, которые тоже подливают масла в огонь. Христианские общины во всем Северном Китае очень напуганы… Больше всего меня беспокоит мысль, что правительство и высшее чиновничество ради достижения собственных целей могут попытаться сыграть на волнениях. Пока в основном мандарины на местах выступают на стороне закона и все еще наказывают за преступления, совершаемые против христиан. Однако есть и обратная сторона медали. Я слышал, что националистическая группировка при дворе — князь Дуань и ему подобные — втайне оказывают боксерам поддержку. Более того, число восставших растет. Мне кажется, официальные власти завуалированно поощряют мятежников, усматривая в них средство выдавить из нас пару концессий, напугать нас, отомстить за унизительные уступки, на которые им пришлось пойти за последние несколько лет.

— Правительство никогда не нарушит договоры, — уверенно произнес Аиртон. — Оно великолепно понимает, какую страшную кару способны обрушить великие державы на Китай. Однако меня взволновали ваши слова о новообращенных. Даже в лучшие времена между местными и новообращенными существовало напряжение. Обычные споры о земле перерастали в ссоры на религиозной почве. Были и другие причины раздоров.

— Боюсь, что своим трудом мы, сами того не желая, растревожили улей. Скажите, доктор, велика ли христианская община Шишаня?

— Не особенно. Поблизости имеются три-четыре христианские деревни. Увы, не могу похвастать тем, что именно мне удалось обратить их жителей к Богу. Боюсь, они верны Римской церкви, а не реформистам. Пастырскую деятельность ведут две итальянские монахини, что живут в госпитале, но без священника им приходится трудно. Они бывают в деревнях наездами.

— Смею заметить, Аиртон, ваша деятельность заслуживает наивысшей похвалы.

— Все дело в сложившихся обстоятельствах. Когда-нибудь сюда на место покойного отца Адольфуса приедет новый посланник Рима, и мне придется распрощаться с двумя великолепными медсестрами. Однако если все, что вы говорите, правда, представители всех миссий должны объединиться и вместе выступить на борьбу с предрассудками, на которые опираются боксеры. Но скажите мне, пожалуйста, боксеров и вправду следует воспринимать всерьез?

— Я советую отнестись к ним как можно более серьезно. Поймите меня правильно, меня не напугают ни боксеры, ни кто-либо еще. Пока я еще ни разу не отдал приказа об эвакуации хотя бы одной американский миссии и не отдам его, потому что в эвакуации нет необходимости. Времена нелегкие, нас ждут испытания, и именно поэтому мы должны остаться. Это наш долг. Мы должны сохранять спокойствие. Если нас не оставит хладнокровие и вера в Бога, нам нечего опасаться.