Адам Уильямс - Дворец райских наслаждений

Он замолчал. Дети услышали, как Филдинг взял сигару из пепельницы и стряхнул пепел.

— Вместе с тем в столь тяжелое время нам не нужны такие безумцы, как Септимус Милуорд. Он порочит наше доброе имя и подтверждает своим поведением, что предубеждения, которые испытывают китайцы к миссионерам, действительно имеют под собой основания.

— Вот как, — протянул Аиртон. — Значит, вы уже успели с ним повидаться?

— Да, днем я посетил его жилище, если так вообще можно назвать место, в котором он обитает. Дикая нищета. В резервации индейцев-арапахо и то живут лучше. Доктор, я пришел в отчаяние, когда увидел, в сколь скорбном состоянии находится его семья. Кожа да кости. Я спросил его, почему никто из них не ест, и знаете, что он мне ответил? Господь повелел им всем поститься, пока не вернется блудный сын.

— Да, он и вправду верит, что его погибший сын на самом деле жив.

— Мистер Милуорд просто цветет. Сами знаете, его постоянно посещают видения. Так он узнал, что его сын с наслаждением предается греху и пороку среди вавилонских блудниц, которые обитают в доме напротив храма Ваала.

— Он безумен.

— Я это и так понял. Мне это стало окончательно ясно, когда он сказал, что вертеп с вавилонскими блудницами расположен над закусочной на рыночной площади. В одном из окон он увидел лицо сына, покрытое румянами. По его словам, сына бичевали прислужники Сатаны.

— Вы знаете, его однажды избили на рыночной площади. Он пытался остановить казнь. Убийцам его сына собирались отрубить головы, но он считал, что приговоренные оговорили себя. Кстати, над закусочной действительно есть публичный дом, как раз напротив конфуцианского храма.

— Что ж, в его безумии присутствует определенная логика, но, доктор, поймите меня, он не в себе. Больше всего меня беспокоит тот факт, что случившаяся трагедия лишь усилила рвение, с которым он желает нести слово Божье. Развалюха, в которой он живет, битком набита сиротами, возящимися в грязи среди собак и кур. Этих детей, должно быть, целая сотня. Когда я был у него, как раз пришла жена, а в руках у нее — пара младенцев. Видимо, нашла их у стен буддийского монастыря, когда ходила за подаянием. Как им всем удается выжить — для меня загадка. Бог знает, как у них получается сводить концы с концами. У них живут и взрослые. Калеки, бездомные — Милуорд сказал, что обратил их в христианство. Заявил, что учит их говорить. Да, говорить! А еще он намечает крестовый поход — собирается нести слово Божье в храм Вавилонский. Боюсь, он имеет в виду ямэн. В этот поход он собирается взять всю эту пеструю компанию, а когда грешники будут наказаны, Господь вернет ему сына. Только не смейтесь, но все это ему повелел сам Иисус, явившийся к нему в видении.

— Насколько я вижу, Милуорд был с вами откровенен.

— Он был сама любезность. Он решил, что я командор его ордена и он должен мне обо всем рассказать. Полагаю, в этом есть зерно здравого смысла. Теоретически он подотчетен американскому попечительскому совету по делам христианских миссий, что до некоторой степени развязывает мне руки. Я не могу ругать его за то, что он обращает нищих в христианство и дает приют сиротам, но его поведение опасно. Он живет в антисанитарных условиях. Если хотя бы один ребенок заболеет и умрет…

— Все поверят в старые сказки о том, что христиане берут к себе сирот, чтобы приносить их в жертву.

— Именно. А как вам крестовый поход, в который он хочет отправиться? Учитывая нынешнее положение в стране, сложно выдумать что-нибудь более вызывающее и оскорбительное.

— Вы можете приказать ему вернуться в Америку?

— Вряд ли. Я приехал, чтобы ознакомиться со сложившимся положением. Решение о его отзыве должен принимать весь совет, быть может, при участии самого епископа. Что же касается применения силы… Тут могут возникнуть сложности. Господи, возможно, придется обратиться за помощью к местным властям. Однако я должен что-нибудь предпринять. Ради блага самого же Милуорда.

— И его детей, — тихо добавил доктор.

— Что ж, будем молиться, чтобы в ближайшие несколько месяцев ничего из рук вон выходящего не случилось. Попечительский совет раскачивается долго. Хорошо, что теперь хотя бы есть железная дорога — нам будет легче друг с другом поддерживать связь. Мне очень не хочется утруждать вас, взваливая на плечи такую ношу, и все же я буду крайне признателен, если вы согласитесь держать меня в курсе всех событий. А я обещаю, что как можно быстрее вернусь, чтобы помочь этому бедолаге.

— Мой добрый друг, — воскликнул доктор. — Я желаю помочь этому несчастному семейству ничуть не меньше вашего!

— Трагедия в том, что некогда Септимус Милуорд подавал большие надежды. Я читал отчеты из Оберлина. Знаете, с каким вдохновением он вел уроки? Он великолепно знал Писание, был набожен, вызывал всеобщее уважение. Все, кто знали его, не чаяли в нем души. А как им гордились, когда он решил отправиться в Китай! Давид, отправляющийся на бой с язычниками. Он не отказывался от самых сложных заданий, был готов трудиться в тяжелейших условиях, а его письма домой всегда были веселыми — он радовался своей работе… Но после того как он перебрался в Шишань… Он будто стал одержим. Демонами. Видениями.

— Перестаньте, Филдинг, мне казалось, мы уже говорили об одержимости демонами, когда речь шла о боксерах. Может, вы еще скажете, что несчастный Милуорд стал изучать боевые искусства?

— Я бы не удивился, — американец рассмеялся и стукнул кулаком по столу с такой силой, что звякнула посуда. — Я бы не удивился.

Когда дети прокрались обратно в комнату, Джордж прошептал Дженни:

— Ты слышала? Мистер Филдинг думает, что мистер Милуорд одержим! Как боксеры!

— Не может быть! Он же христианин.

— Ну и что? Он, может, одержим христианскими духами. Например, ангелами, как… как… святой Михаил. А еще A-ли сказал, что, если мы будем сражаться с боксерами, нам придется применить свое волшебство против их колдовства. Может быть, мистер Милуорд наше секретное оружие. Просто никто этого не понимает.

Вскоре после отъезда мистера Филдинга к Аиртонам вернулась Элен. Всех удивило ее решение воспользоваться давнишним предложением и поработать в госпитале. Сначала дети очень обрадовались, но вскоре заметили, что Элен странным образом изменилась.

Она была по-прежнему добра к Джорджу и Дженни и при виде их мечтательно улыбалась, но больше не резвилась и не играла с ними. Она вела себя как-то отстраненно. По вечерам, после работы, она часами сидела с раскрытым журналом, устремив взгляд в пустоту. На прогулки она тоже больше не ездила. Время от времени отец с Томом заезжали ее проведать, но девушка при этом не высказывала никакой радости, а ее улыбки казались вымученными. Мистер Меннерс никогда к ней не приезжал, и это печалило детей больше всего.