Уилбур Смит - Муссон

– Мустафа! – окликнул одного из них Дориан. – Довези меня до порта!

Мустафа посадил его на спину своей лошади, и они галопом помчались по узким улочкам города к порту.

Бен Абрам работал в своем лазарете рядом с причалами. Он вышел из маленькой задней комнаты, отирая кровь с рук, и удивленно приветствовал Дориана и Джинни.

– Я привез тебе пациента, почтенный доктор, который очень нуждается в твоем великом искусстве, – сказал Дориан.

– Этот зверь меня не укусит?

Бен Абрам с подозрением всмотрелся в Джинни.

– Не беспокойся, Джинни понимает, что тебе можно доверять.

– Лечение переломов – искусство, восходящее к древности, – заметил Бен Абрам, внимательно изучая обезьянью лапку. – Но я сомневаюсь, что кому-то из моих предшественников приходилось заниматься таким пациентом.

Когда он закончил дело и на лапку были наложены шины и бинты, Бен Абрам дал Джинни каплю лауданума, и мартышка заснула на руках Дориана. Она проспала всю долгую обратную дорогу до гарема.

Ясмини ждала их внутри прямо у ворот. Она взяла у Дориана сонную обезьянку и понесла в его комнаты, где они нашли Тахи в ужасном волнении.

– Что ты натворил, глупый мальчишка? – набросилась она на Дориана, как только тот появился в дверях. – Весь гарем просто гудит! Каш приходил. Он просто в бешенстве, даже говорит с трудом! Это правда, что Джинни укусил Зейна аль-Дина, а ты сломал ему зуб и разбил нос и что у него сломана нога? Каш сказал, что Зейн, возможно, вообще больше не сможет ходить или в лучшем случае останется калекой на всю жизнь!

– Он сломал ногу из-за собственной неуклюжести!

Дориан и не думал раскаиваться. Тахи схватила его и, прижав к груди, громко зарыдала.

– Ты просто не понимаешь, какую опасность навлек на собственную голову! – всхлипывала она. – Нам теперь нужно постоянно быть настороже! Ты не должен есть или пить что-то такое, чего я не попробовала сначала! Ты должен запирать на засов дверь своей спальни!

Она долго перечисляла меры предосторожности, которые необходимо предпринять, дабы избежать мести Каша и Зейна аль-Дина.

– Одному Аллаху ведомо, что подумает об этом принц, когда вернется из Маската! – с мрачным удовольствием закончила она свою тираду.

Ясмини и Дориан оставили ее плакать и воображать разные ужасы над кухонными горшками и унесли Джинни в спальню Дориана.

Уложив его на тюфяк, они сели рядышком.

Оба молчали. Через какое-то время Ясмини задремала, и, как увядающий цветок, опустила голову на плечо Дориана.

Он обнял ее за плечи, и много позже Тахи нашла их спящими в объятиях друг друга. Она опустилась рядом с ними на колени и всмотрелась в их лица.

– Они так прекрасны вместе, такие юные и такие невинные… Какая жалость, что такого не может быть. У них могли бы родиться дети с красными волосами, – прошептала она.

Осторожно подняв Ясмини, она унесла ее в великолепные комнаты ее матери, располагавшиеся неподалеку от главных ворот, и там передала на руки нянькам.

Каш снова явился рано утром на следующий день, кипя угрозами. Несмотря на это, было ясно, что он не готов перечить строгим наказам аль-Алламы и Бен Абрама и причинить Дориану какой-то серьезный вред. Но его злоба буквально выплескивалась из него, словно некая аура зла. Он посмотрел на Дориана, его толстое лицо пылало ненавистью.

– Скоро придет день, если Аллах окажет такую милость, когда ты исчезнешь из гарема и перестанешь меня беспокоить!

Атмосфера вокруг Дориана буквально трещала от ненависти. Другие дети, все, кроме Ясмини, держались от него подальше. Как только они видели Дориана, бросали свои шумные игры и разбегались в разные стороны. Женщины закрывали лица и подбирали подолы своих одежд, чтобы не коснуться Дориана, как будто он мог их отравить.

Три дня спустя, возвращаясь после урока аль-Алламы, Дориан увидел Зейна. Тот сидел с Абубакером и еще тремя подростками, объедаясь засахаренными фруктами; все они умолкли, когда Дориан вошел в ворота и зашагал в их сторону. Они настороженно наблюдали за ним. Нос Зейна все еще был распухшим, на верхней губе виднелся черный струп. Под обоими глазами красовались синяки. Правая нога Зейна была забинтована; возможно, ему и в самом деле предстояло остаться калекой, мимоходом подумал Дориан, но не сбился с шага и посмотрел на Зейна в упор. Толстый мальчишка не смог выдержать холодный взгляд зеленых глаз и отвернулся. Он что-то сказал Абубакеру, и они оба нервно захихикали.

Дориан прошел мимо них, и Зейн становился все храбрее по мере того, как Дориан удалялся.

– Кожа белая, как гной! – громко произнес он, и его дыхание вырвалось со свистом в дыру на месте сломанного зуба.

– Глаза зеленые, как свиная моча! – добавил Абубакер.

– Только тот, кто пил эту мочу, знает, какого она цвета, – громко ответил Дориан и зашагал дальше, не оглянувшись.

В последовавшие недели чувство опасной ненависти слегка утихло. Дориан стал в гареме отверженным, теперь его просто не замечали. Даже Зейн и Абубакер больше не реагировали на его присутствие и вели себя с подчеркнутой беззаботностью, когда замечали его. Зейн все еще хромал, и со временем становилось ясно, что его правой ноге действительно не суждено поправиться.

Однако Тахи не успокоило видимое перемирие между мальчиками, и она не упускала возможности прочесть Дориану лекцию об опасности яда или других подлых методах убийства на расстоянии.

– Всегда встряхивай свою канзу, прежде чем ее надеть! Переворачивай сандалии! В них может оказаться маленький зеленый скорпион, его укус убивает человека так быстро, что тот даже закричать не успевает! Каш отлично разбирается в скорпионах и прочих гадостях!

Но ничто не могло надолго приглушить естественную жизнерадостность Дориана. Он все меньше и меньше времени проводил в стенах гарема. Но когда оставался в нем, Ясмини неизменно была его постоянной спутницей.

К чести искусного Бена Абрама, Джинни быстро поправился, и, хотя предпочитал пользоваться непострадавшей рукой, он вскоре уже прыгал по внешней стене или забирался на верхние ветки фикусов.

Пришел долгий месяц Рамадан, а потом новолуние. Через несколько дней после этого Зейн аль-Дин исчез из гарема. Он достиг возраста мужчины, и, все еще хромая, вышел во внешний мир. Дориан и Ясмини порадовались его отъезду. Они слышали, что его отправили в Маскат, ко двору его дяди-калифа.

Тахи лишь фыркнула, когда ее спросили об этом:

– Его отправили к калифу в заложники, чтобы оставаться уверенными в повиновении принца.

Дориан тогда впервые услышал об интригах в королевской семье Омана. Однако Тахи с удовольствием пересказала ему все, что уже слышала об этом.

– Калиф казнил шестерых своих братьев за предательство, и он не доверяет тем, которых пощадил. – Тахи понизила голос до шепота. – Калиф – жестокий, злой человек. Да не допустит Аллах, чтобы он обратил на тебя внимание как на дитя из пророчества!