Уилбур Смит - Муссон

– Он продвинулся к тому, чтобы доверить себя истинному Богу? – настаивал аль-Малик. – Без этого пророчество не осуществится.

– Сам пророк сказал, что никого нельзя принуждать принять ислам. Он должен прийти к нему сам и в свое время.

– То есть «нет»?

– Он упивается спором. Иногда мне кажется, что он запоминает Коран по одной-единственной причине: чтобы иметь больше аргументов в споре. Он прославляет свою веру и свой народ и хвастается, что однажды его примут в какой-то христианский религиозный орден, он называет его орденом рыцарей Святого Георгия и Священного Грааля, и он станет рыцарем, как его дед и отец.

– Не нам рассуждать о путях Аллаха, – заметил аль-Малик.

– Господь велик, – мгновенно подтвердил его заявление аль-Аллама. – Но нужно еще кое-что сказать о мальчике. Мы получили запрос о нем от английского консула на Занзибаре.

Аль-Малик тут же слегка подался вперед:

– Я думал, консула на Занзибаре убили чуть больше года назад?

– Это был человек по имени Грей. После его смерти англичане прислали на его место другого.

– Понятно. И в какой форме был сделан этот запрос?

– В нем точно описана внешность мальчика, его возраст и цвет волос. Консулу известно, что мальчика захватил в плен аль-Ауф и продал его в рабство. Он знает, что мальчика купили вы, ваше высочество. Знает имя, которое мы ему дали, аль-Ахмара.

– Откуда ему все это известно? – Тревожная морщина набежала на лоб принца.

– Не представляю. Но Бен Абрам много мне рассказывал о происхождении мальчика. Он встречался и разговаривал со старшим братом аль-Ахмары, когда иноверцы держали его в плену в крепости аль-Ауфа.

Принц кивнул:

– Что именно доктор знает о мальчике?

– Он из знатной семьи, близкой к английскому королю. Несмотря на молодость, брат аль-Ахмары – грозный морской воин, и он дал смертельную клятву найти и спасти младшего брата. Возможно, именно их семья и стоит за запросом из Занзибара. Мы не можем знать этого точно, однако, возможно, мудрее было бы не игнорировать такие вопросы?

Аль-Малик подумал над этим, потом спросил:

– Англичане покупают рабов и владеют ими. Как они могут возражать против того, что и другие это делают? Что они могут сделать, чтобы заставить выполнить их волю? Их страна далеко отсюда, на краю земли. Они не могут выслать против нас армию.

– Бен Абрам говорил, что иноверцы воюют вероломно. Они выдают капитанам особые документы, и вооруженные торговые корабли выступают против врагов. Эти люди подобны акулам или барракудам. Настоящие разбойники.

– Но станет ли английский король объявлять войну из-за одного мальчика?

– Бен Абрам боится, что такое возможно. Не только из-за мальчика, но и потому, что это дало бы им предлог послать корабли в наши воды, чтобы захватить территории и богатства Омана.

– Я подумаю над тем, что ты мне рассказал.

Аль-Малик отпустил муллу, добавив:

– Приведи ко мне Бен Абрама и мальчика завтра утром, после молитвы.

Дориан явился на аудиенцию к принцу, охваченный и волнением, и тревогой.

Когда Дориан впервые увидел принца, он не испытывал подобных сомнений: аль-Малик являлся просто еще одним мусульманином, врагом и иноверцем. Однако с тех пор он многое узнал от аль-Алламы и Бен Абрама. И теперь ему было известно, что королевский род принца такой же древний, как род английского короля, что принц – искусный моряк и воин, а подданные почитают и уважают его. Вдобавок к этому та нить, что связывала Дориана с Англией и христианством, слегка попортилась от времени и расстояния.

Все это время у него не появлялось возможности говорить на родном языке, он даже думал по-арабски, иногда с трудом припоминая английские слова для самых простых идей. Даже память о родных начала блекнуть.

Дориан лишь время от времени думал о своем брате Томе, и все мысли о побеге из Ламу давно были забыты. Он уже не смотрел на свое положение на острове как на плен. Он постепенно вливался и в арабский мир, и в арабский образ мыслей.

Теперь, снова представ перед принцем, Дориан ощущал благоговение и почтение.

Когда он опустился на колени перед аль-Маликом на вымощенной кораллами террасе и попросил благословения, его сердце забилось быстрее от удивления и радости при виде того, как принц ответил на его приветствие.

– Встань и сядь рядом со мной, сын мой. Нам нужно о многом поговорить.

Этот царственный и внушительный человек снова принял его как сына перед свидетелями. Дориан ощутил гордость, а потом его остро уколол стыд.

Он вдруг, пусть мимолетно, вспомнил своего родного отца… но лицо Хэла слегка расплывалось..

«Я всегда буду верен родному отцу», – пообещал себе Дориан, но с охотой и радостью подчинился приглашению аль-Малика.

– Пока меня не было, ты стал мужчиной. – Аль-Малик внимательно всмотрелся в Дориана.

– Да, мой господин, – ответил Дориан, чуть не добавив машинально: «Милостью Аллаха».

– Вижу, вижу. – Аль-Малик проследил взглядом линию крепких мускулов и широких плеч под канзу, которую Дориан носил теперь вполне естественно. – А значит, ты должен сменить детское имя на имя мужчины. Теперь тебя будут звать аль-Салил.

– Да будет на то воля Аллаха, – хором произнесли аль-Аллама и Бен Абрам.

Они оба выглядели гордыми и довольными той честью, которую принц оказал их воспитаннику. Это повышало их собственный авторитет, потому что новое имя, выбранное принцем, означало «обнаженный меч».

– Твоя доброта подобна солнцу, взошедшему после темной ночи, – сказал Дориан.

Аль-Аллама одобрительно кивнул. Мальчик правильно выбрал слова и правильно построил фразу.

– А также это значит, что ты должен иметь собственного оруженосца.

Аль-Малик хлопнул в ладоши, и тут же на террасу длинными плавными шагами, похожими на шаг бегового верблюда, вышел молодой мужчина. Он был, судя по всему, лет на пятнадцать старше Дориана, по возрасту приближаясь к тридцати годам, и носил одежду воина. На поясе у него висел изогнутый ятаган, у плеча он держал круглый бронзовый щит.

– Это Батула, – сказал принц. – Он поклянется тебе в верности.

Подойдя к Дориану, Батула опустился перед ним на колени.

– С этого дня и навсегда ты мой повелитель, – заговорил он сильным чистым голосом. – Твои враги – мои враги. Куда бы ты ни отправился, я понесу твое копье и твой щит справа от тебя.

Дориан положил ладонь на голову Батулы, принимая его клятву, и Батула поднялся на ноги. Молодые люди посмотрели друг на друга, и Дориану сразу понравилось то, что он увидел.

Батула не выглядел красавцем, но лицо у него было широким и честным, нос – крупным, ястребиным. Улыбка открывала ровные белые зубы. Темные волосы он смазывал маслом и заплетал в косу над одним из широких плеч.