Уилбур Смит - Муссон

– Он это понимает, Том. И все так же любит тебя.

– Черт… я мог убить вас обоих! Хорошо, что нечто удержало мою руку.

– Пути Господа чудесны, и не нам о них судить.

Ясмини провела Тома и сквозь лабиринт путаной политики королевского дома Омана, объяснив, как они оказались вовлеченными в нее и каковы для Дориана последствия того, что трон калифата занял Зейн аль-Дин.

– А теперь Абубакер везет его обратно в Маскат, чтобы Зейн выплеснул на него всю свою ненависть, – сказала она.

По ее пыльному лицу потекли слезы.

Том наклонился к ней и по-братски похлопал по руке:

– Ну, тут мы еще посмотрим, Ясмини. Пожалуйста, не плачь!

Наконец они вышли на широкий след, оставленный арабами, и приблизились к колонне настолько, что уже стала видна поднятая армией пыль над лесом. Потом Батула отправился вперед, а остальные должны были ожидать его до ночи. Он вполне мог просочиться в массу скрытых под шарфами всадников и не вызвать подозрений.

Солнце уже садилось, когда Батула вернулся.

– Слава богу, аль-Салил все еще жив, – такими были его первые слова.

Для Тома арабское имя брата прозвучало странно.

– Я видел его издали, но не пытался подойти, – продолжал Батула. – Его везут на волокуше, одна лошадь ее тянет.

– Насколько крепким он выглядит? – спросил Том.

– Может немного ходить, – ответил Батула. – Я видел, как Бен Абрам помог ему встать с волокуши и отвел в шатер, где его сейчас держат. Правая рука все еще на перевязи. Он двигается медленно, напряженно, как старик, но голову держит высоко. Он сейчас сильнее, чем был, когда мы уезжали.

– Слава богу, – прошептала Ясмини.

– Можешь проводить нас к его шатру, Батула? – спросил Том.

Батула кивнул:

– Да, но его хорошо охраняют.

– Его заковали в цепи?

– Нет, эфенди. Видимо, полагают, что рана достаточно его сдерживает.

– Заберем его прямо этой ночью, – решил Том. – И вот как мы это сделаем…

Они подкрались к лагерю арабов с подветренной стороны, чтобы их лошади не почуяли арабских коней и не заржали. С лошадьми оставили Ясмини, а сами вышли к краю леса. Лагерь гудел, как пчелиный рой, воздух посинел от дыма сотен костров, на которых готовили еду. Конюхи и рабы постоянно бегали между рядами коней, люди уходили в кусты по личным нуждам и возвращались на свои походные тюфяки, повара разносили дымящийся рис по всему лагерю и выдавали каждому скромную порцию. Стражей было выставлено мало, порядка в лагере не наблюдалось.

– Абубакер на самом деле никакой не солдат, – с презрением сказал Батула. – Аль-Салил никогда не допустил бы такого отсутствия дисциплины.

Том выслал Батулу вперед, а остальные, закутанные в шарфы и длинные одежды, под которыми прятали оружие, осторожно двинулись за оруженосцем Дориана поодиночке, через равные промежутки времени. Батула подошел к большой площадке в середине лагеря; на ее краю, в отдалении от остальных, стоял маленький кожаный шатер.

В свете костров Том увидел, что кусты вокруг шатра не вырубили, но зато возле него стоят не меньше трех стражей. Они сидели на корточках, положив оружие на колени.

Батула устроился под кривыми ветками дерева марулы, в сотне ярдов от шатра пленника. Остальные с небрежным видом подошли по одному и сели рядом на корточки, образовав круг; в полутьме они выглядели так же, как другие группы солдат Омана, которые тихо разговаривали, пили кофе и курили трубки.

Но вдруг они заволновались, когда трое великолепно одетых арабов быстро направились в их сторону в сопровождении охраны. Том испытал легкий приступ паники, решив, что кто-то обнаружил их присутствие, но люди миновали их, пройдя совсем рядом, и устремились к шатру.

– Тот, что в синем тюрбане, – принц Абубакер, тот, о котором я говорил, – прошептал Батула. – А другие – аль-Синд и бин Тоти, опытные воины и вассалы Абубакера.

Том наблюдал за тем, как все трое вошли в шатер, где лежал пленный Дориан. Англичане сидели достаточно близко, чтобы слышать голоса за кожаной стенкой.

Потом раздался звук удара и вскрик боли. Том приподнялся, но Эболи схватил его за руку и заставил сесть.

В шатре снова послышался разговор, и вскоре Абубакер, нагнувшись, вышел наружу и приостановился, оглядываясь назад:

– Он должен быть живым, Бен Абрам, чтобы умереть не так просто.

Абубакер грубо захохотал и пошел обратно, пройдя так близко от моряков, что Том мог бы коснуться подола его одежды.

– Салам алейкум, великий повелитель, – пробормотал Том, но Абубакер даже не посмотрел в его сторону.

Он ушел туда, где в самом центре лагеря стоял его собственный шатер.

Лагерь постепенно затихал. Люди закутывались в свои накидки и укладывались вокруг костров, а огонь уже догорал, превращаясь в пепел. Том и его люди тоже устроились вокруг костра, который разжег Батула, и накрыли головы, но не заснули. Когда костер догорел, темнота сгустилась.

Том следил за звездами, чтобы знать время. Оно ползло бесконечно медленно. Наконец Том протянул руку и коснулся спины Эболи:

– Пора.

Медленно поднявшись, он направился к шатру Дориана.

Том присмотрелся к стражу, который сидел с задней стороны шатра. Тот ронял голову то и дело, потом вздрагивал, просыпаясь, и снова впадал в дремоту.

Том подкрался к нему сзади и, наклонившись, ударил стража по виску пистолетом. Он почувствовал, как треснула тонкая кость, и страж без звука рухнул вперед. Том сел на корточки на его место и положил на колени мушкет стража.

Он выждал долгую минуту, убеждаясь, что никто не поднял тревоги.

Потом подполз к задней стенке шатра.

Том не мог знать, есть ли стражник внутри, у кровати Дориана. Облизнув губы, он глубоко вздохнул и тихо просвистел первые ноты «Испанских леди».

Что-то шевельнулось за кожаной стенкой, а потом прозвучал голос, которого Том не узнал. Это был совсем не голос маленького Дориана. Это был голос мужчины.

– Том?

– Да, парень. Там внутри спокойно?

– Только Бен Абрам и я.

Том взмахнул кинжалом, и кожаная стенка развалилась. Из прорехи к Тому потянулась рука, бледная в свете звезд. Том схватил ее и крепко сжал, и Дориан потянул его в шатер, где они обнялись, стоя друг перед другом на коленях.

Том хотел заговорить, но у него сорвался голос. Он снова обнял Дориана изо всех сил и еще раз глубоко вздохнул:

– Благослови тебя Бог, Дориан Кортни. Я просто не знаю, что сказать.

– Том…

Дориан протянул здоровую руку и сжал пыльные густые волосы на затылке брата:

– Как же я рад видеть тебя!

Английские слова давно стали чужими для его языка, и он заплакал, переполненный и слабостью от раны, и огромной радостью.

– Не надо, Дорри, или ты меня расстроишь, – запротестовал Том и отстранился, чтобы вытереть глаза тыльной стороной ладони. – Давай выбираться отсюда, парень. Ты тяжело ранен? Можешь идти, если мы с Эболи тебя поддержим?