Уилбур Смит - Муссон

Вместо этого он просто удирал. Эболи не стал тратить зря время, любуясь на него, а снова стал искать Дориана.

Три небольших дау на приличном расстоянии кружили возле «Серафима», как шакалы вокруг раненого льва. Эболи знал: если бы «Серафим» дал понять, что способен погнаться за ними, они бы мгновенно ушли на мелководье лагуны и под прикрытие коралловых рифов, куда большой корабль не смог бы пройти за ними. Но «Серафима» держали обломки, повисшие через борт, и он не мог поймать ветер. Он просто дрейфовал, и течение постепенно увлекало его к фатальным кораллам.

Эболи видел, что Большой Дэниел уже собрал людей с топорами и принялся расчищать завалы. Эболи попытался докричаться до людей на палубе, зовя на помощь, но они были слишком заняты работой, и его голос просто не доносился до них сквозь стук топоров по древесине. Потом вдруг Эболи увидел, как один из баркасов поспешно спустили на воду. И матросы, взявшись за весла, погнали лодку туда, где Эболи и Том висели на сломанной фок-мачте.

Эболи с изумлением заметил, что на руле стоит сам Хэл. Должно быть, он оставил корабль на попечение Неда Тайлера, а сам бросился спасать сыновей. Когда баркас подошел ближе, Хэл вскочил на ноги и закричал:

– Где Дориан? Бога ради, ты его видел?

У Эболи не хватало воздуха для ответа, но баркас уже через минуту подошел к ним; трое матросов перегнулись через борт и втащили Эболи на палубу. Затем выдернули из воды Тома и, бросив его на палубу между банками, моментально вернулись на свои места.

Эболи с облегчением увидел, что Том пытается сесть, и потянулся к нему, чтобы помочь, когда Хэл повторил свой вопрос.

– Бога ради, Эболи, где Дориан?

Все еще не в силах говорить, Эболи просто показал в сторону клубов плывшего над водой дыма.

Хэл вскочил на банку и прикрыл глаза ладонью от косых лучей раннего утреннего солнца.

– Вон он! – закричал он с огромной радостью. И тут же рявкнул на гребцов: – Нажимай, парни! Жмите изо всех сил!

Баркас набрал скорость, длинные весла ритмично взлетали и опускались, гоня лодку к крошечной точке – голове Дориана, подпрыгивавшей на волнах в четверти мили от них.

Похоже, внезапная суета на воде в стороне от «Серафима» привлекла внимание людей на одном из тех дау, что болтались у корабля. Арабы стали показывать пальцами на голову Дориана, их взволнованные крики донеслись до людей на баркасе. Мужчина на корме дау быстро повернул руль, меняя курс. Его команда подняла единственный латинский парус, и дау помчалось к мальчику, стараясь обогнать баркас и добраться до него первой.

– Нажимай! – закричал Хэл, заметив опасность.

Эболи снова опустил Тома на палубу и быстро спихнул с места одного из гребцов. И всей своей силой налег на весло.

Его мышцы вздувались от напряжения.

– Все вместе, раз-два!

Баркас прибавил ходу, рассекая носом волны; брызги летели на напряженные спины матросов, спешивших к Дориану.

Тут очередная высокая волна подняла мальчика, и он увидел баркас. Дориан поднял одну руку и помахал. Из-за расстояния выражение лица мальчика еще не различалось, но было ясно, что он пока не заметил дау, скользившее к нему с другой стороны.

– Плыви, парень! – закричал Хэл. – Плыви нам навстречу!

Но Дориан его не слышал. Он еще раз слабо махнул рукой; он явно терял силы. Утренний бриз был легким и прерывистым, и баркас шел быстрее, чем дау, но расстояние…

Дау было ближе к Дориану.

– Ребята, скорее! – умолял Хэл. – Надо добраться до него раньше, чем они!

Он почувствовал, как по его лицу ударил порыв ветра, затих на мгновение, потом стал дуть сильнее и более уверенно. Море потемнело, ветер натянул парус дау, как винный мех. И судно рванулось вперед.

Дориан явно услышал крики арабов, потому что посмотрел в ту сторону – и отчаянно заработал руками, пытаясь уплыть как можно дальше от разбойников.

Хэл в смятении пытался оценить относительное расстояние и скорость двух судов и понимал, что баркасу не обогнать дау.

– Нажимай! – в отчаянии кричал он. – Сто золотых гиней, если доберемся до него первыми! Бога ради, скорей!

В дау находилось не меньше двадцати человек. Это была самая простая лодка, с потрепанным парусом и облупившимся корпусом; на бортах виднелись полосы налипших фекалий, потому что команда опорожняла кишечники прямо в воду.

Один из арабов поднял длинноствольный турецкий джезайл, целясь в баркас через все сужавшуюся полосу воды между ними. Древнее оружие выстрелило, выпустив клуб белого дыма, и Хэл услышал, как пуля просвистела над его головой, но даже не поморщился.

Эболи с таким напряжением работал веслом, что у него выпучились глаза, налившись кровью, а татуированное лицо превратилось в жуткую злобную маску. Весло под его руками сгибалось, как зеленая ветка, вода тихо бурлила под носом баркаса, а за ним оставался прямой, как стрела, пенный след.

Но дау по-прежнему шло быстрее, и ему оставалось пройти меньшее расстояние. Грудь Хэла стиснуло ледяным ужасом, когда он наконец осознал, что им не выиграть это состязание: до Дориана им оставалось не меньше сотни ярдов, а дау уже почти подошло к нему и разворачивалось по ветру, замедляя ход настолько, чтобы несколько человек смогли перегнуться через борт и дотянуться до мальчика.

И вот они уже схватили его и подняли из воды, брыкающегося и сопротивляющегося; вода потоком стекала с его одежды, полные ужаса крики звенели в голове Хэла. Хэл выхватил из-за пояса пистолет и в отчаянии прицелился. Но понял, что это бессмысленно, еще до того, как Эболи прорычал:

– Нет, Гандвана! Ты можешь попасть в мальца!

Хэл опустил пистолет и мог лишь смотреть, как Дориана затащили в грязную лодку, а капитан дау сразу же снова развернул судно.

Парус дау поймал ветер, и лодка помчалась прочь с удивительной скоростью. Она шла к суше. Арабы выкрикивали насмешки и оскорбления, глядя на людей в баркасе. Некоторые даже выстрелили, и пули шлепнулись в воду вокруг лодки.

Команда Хэла, обливаясь потом и задыхаясь, бросила весла и провожала взглядами дау. Они молчали, глядя на набиравшую ход лодку и чувствуя себя опустошенными из-за потери парнишки, которого любили все.

Потом двое арабов подняли маленькое извивавшееся тело Дориана высоко в воздух, чтобы люди на баркасе могли отчетливо видеть его бледное лицо. Один из них вынул из ножен на поясе изогнутый кинжал и взмахнул им над головой, чтобы серебристый клинок поймал солнечный луч и сверкнул.

После этого он поднял голову Дориана и откинул ее назад, как будто намеревался зарезать свинью. С намеренной медлительностью он прижал лезвие к горлу мальчика и замер так, с ухмылкой глядя на баркас.

Хэл почувствовал, что какая-то его часть, глубоко внутри, съежилась и умерла, и с его губ сам собой сорвался шепот: