Елена Чудинова - Возвращение Ганимеда [синематографический роман : фрагменты]

Бланш и Петька Вир успеют перевернуть еще одну зеленую летнюю страницу жизни в Элбери. Сумасшедшее и грозовое лето 1913 будет принадлежать только им. Этим же летом Питер, весьма рано обнаруживший недюжинное литературное дарование, начнет писать роман о Пирсе Гэйвстоне. Роль, которую лорд Эдвин сыграет в образовании АНТАНТЫ, поможет Питеру перенести отбытие воинской повинности по месту проживания — в русских частях. Возможность отправиться воевать вместе с детскими друзьями окончательно придаст отправляющемуся на фронт Питеру счастливое прогулочное настроение ума. Нет нужды говорить, что он остановит выбор на самом модном роде войск — авиации. Сэр Артур Конан Дойл призывал в те дни Господа разразить германских вояк — мне остается лишь присоединить к его проклятию тех, с чьими машинами Петька столкнется в небе над Тиссой.

Мне не хочется впадать в патетику, но Бланш действительно не выйдет замуж. Роль плакальщицы ей не к лицу — поэтому печально завершившуюся помолвку она сохранит в секрете даже от лэди Фрэнсис. Детское увлечение ядами само собой перейдет в интерес к фармакологии, в которой Бланш достигнет успехов и научных степеней.

Андреа немногим более десяти лет проработает под руководством лорда Эдвина. Однако в 1929 году наступит неизбежная в глазах всех участников игры развязка: одно из протянувшихся через границы красных щупалец настигнет его на лондонской квартире.

Более других мне жаль лорда Эдвина: уж слишком грязная метла смахнет вместе со всем прочим любовно возведенное им незримое здание. Долгие годы, посвященные самому могущественному ангатонисту Британии, канут в пустоту. Не будет преувеличением сказать, что он влюблен в Российскую Империю той своеобразной магнетической любовью, которую рождает только противодействие. Ее крушение что-то навсегда в нем надломит, хотя и не пресечет успешного развития его дальнейшей карьеры. Лорд Эдвин доживет до 1958 года и до последнего дня не выйдет из большой политики.

Лорд Уильям… О лорде Уильяме я скажу особо. Как ни странно, он в конечном счете оказался предусмотрительнее практического Эдви, не слишком много поставив на битую карту. Что же, интуиция не так уж редко берет верх над разумом, и в ленивом гедонизме лорда Уильяма всегда таилось предчувствие скорого конца всего британского, имперского и великого. Ему-то как раз и не суждено пережить колониальной системы.

Я бросаю последний взгляд на Элбери: его окна не струят огней на ветви дубов в хмурый ненастный вечер, они закрыты светомаскировкой, стекла крест-накрест залеплены полосками бумаги. Да и сами огни тусклы и немногочисленны — экономия электричества. Экономия топлива — слабый огонь в камине, бросающий тусклые отсветы на лица лорда Уильяма, с пледом на коленях, в подбитой мехом охотничей куртке, и Бланш, кутающей плечи в теплую шаль. Им впервые за всю жизнь суждено говорить друг с другом — говорить часами с неослабевающим интересом взаимного познания. Что может быть увлекательнее, когда магия слов на твоих глазах меняет очертания давно знакомого предмета! В один из этих вечеров в промозглой темной зале Лэди Бланш покажет лорду Уильяму листки, исписанные летящим спешащим почерком Питера Вира. Наброски к роману, неуспевшему воплотиться. Гул самолетов в небе. Старик и немолодая женщина у тусклого очага. Картина исчезает в пламени.