Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Одним словом, завершился период, когда все группы рабочих (за исключением тех, кого разделяли непреодолимые национальные или религиозные барьеры) могли обоснованно полагать, что одна и та же политика, стратегия и, как следствие, государственные перемены принесли бы пользу каждому из них. В то же время изменения в способах производства, возникновение “общества двух третей” (см. ниже) и все более расплывчатая граница между физическим и умственным трудом размыли четкие контуры того, что раньше называли “пролетариатом”.

Одной из важных перемен, оказавших влияние на рабочий класс, а также на большинство других слоев развитого общества, стало то, что жещины, главным образом замужние, начали играть в нем разительно бóльшую роль.

В 1940 году работающие замужние женщины составляли менее 14 % всего женского населения США, а в 1980 году – уже более половины всего женского населения, т. е. их число за этот период увеличилось более чем в два раза. Рост числа женщин на рынке рабочей силы, безусловно, уже не был новостью. Еще с конца девятнадцатого века конторская служба, работа в магазине и некоторые другие виды деятельности, такие как служба на телефонной станции и уход за больными, были значительно феминизированы. Эти второстепенные профессии распространялись и разрастались сначала относительно, а в конце концов и абсолютно за счет основных форм занятости – в промышленности и сельском хозяйстве. Развитие сферы обслуживания стало одной из самых мощных тенденций двадцатого века. Обобщить данные о роли женщин в промышленном производстве сложнее. В старых индустриальных странах отрасли промышленности, требующие большого количества рабочих рук и использовавшие главным образом женский труд, такие как текстильная и швейная промышленность, находились в упадке; однако такие же трудности переживали и расположенные в “ржавом поясе” предприятия тяжелой промышленности и машиностроения с их преимущественно мужским трудом – шахты, заводы черной металлургии, судостроение, автомобильная промышленность. С другой стороны, в развивающихся странах и анклавах промышленного производства, возникших в странах третьего мира, трудоемкие отрасли промышленности, нуждавшиеся в женском труде (традиционно более низкооплачиваемом и управляемом), развивались и процветали. В связи с этим доля женского труда на местных рынках рабочей силы росла, хотя случай Маврикия, где она подскочила с 20 % в начале 1970‐х годов до более чем 60 % в середине 1980‐х годов, все же нетипичен. Увеличение доли женского труда в промышленности развитых индустриальных стран зависело от национальных условий. На практике различие между женщинами на производстве и в сфере обслуживания не было значительным, поскольку в обеих областях они в основном занимали подчиненное положение. Некоторые из феминизированных отраслей, такие как государственная и социальная службы, находились под защитой профсоюзов.

Кроме того, с поразительной быстротой росло число женщин, поступавших в высшие учебные заведения, что открывало прямую дорогу к более высокооплачиваемым профессиям. Сразу после Второй мировой войны женщины составляли от 15 до 30 % всех студентов в большинстве развитых стран, за исключением Финляндии, флагмана женской эмансипации, где оно достигло 43 %. Даже в 1960 году ни в одной стране Европы и Северной Америки женщины не составляли половины всех студентов, хотя Болгария (еще одна феминистская страна, хотя и менее разрекламированная) уже почти достигла этой цифры. В социалистических государствах в целом больше поощрялось женское образование (ГДР в этом обошла ФРГ), но в других отношениях их феминистские показатели были неоднородны. Однако уже в 1980 году половину или даже бóльшую часть всех студентов в США, Канаде и шести социалистических странах, во главе которых стояли ГДР и Болгария, составляли женщины, и лишь в четырех европейских странах к тому времени их доля не достигала 40 % (Греция, Швейцария, Турция и Великобритания). Одним словом, высшее образование теперь стало таким же обычным явлением среди девушек, как и среди юношей.

Массовое появление на рынке рабочей силы замужних женщин, у большинства из которых были дети, и быстрое распространение среди них высшего образования начиная с 1960‐х годов создали предпосылки, по крайней мере в развитых западных странах, для мощного возрождения феминистских движений. Безусловно, без учета этих достижений расцвет женских движений объяснить невозможно. Поскольку женщины во многих частях Европы и Северной Америки достигли своей главной цели – добились права голоса и равных гражданских прав в результате Первой мировой войны и русской революции ( Век империи, глава 8), феминистские движения оказались на заднем плане даже там, где их не разрушила победа фашистских и реакционных режимов. Они оставались в тени, несмотря на победу антифашистских сил и революции (в Восточной Европе и некоторых частях Восточной Азии), распространивших права, завоеванные в 1917 году женщинами, на бóльшую часть стран, в которых они до этого не признавались, например предоставив женщинам право голоса во Франции и Италии, в странах победившего коммунизма, а также почти во всех бывших колониях и (первые десять послевоенных лет) в Латинской Америке. Там, где вообще проводились выборы, женщины к 1960‐м годам получили избирательные права, кроме нескольких исламских государств и, как ни странно, Швейцарии.

Однако эти изменения произошли не под действием феминистских движений и не оказали никакого особого влияния на положение женщин даже в тех странах, где голосование имело политические последствия. Но в 1960‐е годы произошло резкое возрождение феминизма (сначала не затронувшее главные страны социалистического лагеря), начавшееся в США и быстро распространившееся через развитые западные государства в круги образованных женщин стран зависимого мира. Первая волна феминизма коснулась в основном образованного среднего класса. В 1970‐е и особенно в 1980‐е годы ей на смену пришла политически и идеологически менее специфическая форма женского самосознания. Она получила массовое распространение среди лиц женского пола (современные идеологи настаивают на употреблении термина “гендер”), не охваченных первым натиском феминизма. И тогда женщины действительно стали политической силой, чего прежде никогда не наблюдалось. Первым и, возможно, наиболее ярким примером этого нового вида гендерного самосознания явился протест традиционно пассивных католичек против непопулярных доктрин церкви, что особенно ярко показали итальянские референдумы в пользу разводов (1974) и принятие более либеральных законов об абортах (1981), а затем избрание президентом религиозной Ирландии Мэри Робинсон, женщины-адвоката, имя которой ассоциировалось с либерализацией католической моральной доктрины (1990). К началу 1990‐х годов в некоторых странах при опросах общественного мнения было зарегистрировано резкое расхождение политических взглядов между полами. Неудивительно, что политики начали добиваться расположения нового женского электората, а особенно – левые политики, поскольку упадок “сознательности” рабочего класса лишил партии прежних избирателей.