Эрик Хобсбаум - Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Все сказанное нуждается в пояснении. Почему мировая экономическая система вдруг стала менее стабильной? По мнению экономистов, стабилизирующие экономику элементы теперь были даже прочнее, чем раньше, хотя некоторые либеральные правительства – например, администрации Рейгана и Буша в Соединенных Штатах, а также кабинеты Тэтчер и Мейджора в Великобритании – пытались их ослабить (World Economic Survey, 1989, p. 10–11). Компьютеризованная инвентаризация, усовершенствованная система коммуникаций и более быстрая доставка снизили значение нестабильного “инвентарного цикла” прежней эпохи, когда огромный объем продукции производился “на всякий случай”, например в перспективе возможного расширения рынка, а в случае снижения деловой активности производство полностью останавливалось. Новые методы, впервые внедренные японцами в 1970‐е годы благодаря передовым технологиям, предусматривали производство более скромного количества продукции для поставок дилерам под конкретные заказы. Это позволяло в короткий срок менять структуру капиталовложений, оперативно реагируя на меняющийся спрос. На смену эпохи Форда пришла эпоха фирмы Benetton. Другим важным фактором экономической стабилизации стал рост государственных расходов на социальные нужды и, соответственно, доходов частных лиц, поступавших от государства (речь идет о “трансфертных платежах” – социальном страховании, пособиях и т. д.), что составляло примерно треть ВВП. Если что и росло в годы кризиса, это пенсии и здравоохранение – хотя бы и потому, что такова была цена безработицы. Поскольку сейчас, в конце “короткого двадцатого века”, когда пишутся эти строки, этот период продолжается, нам придется подождать какое‐то время, прежде чем историки смогут воспользоваться своим излюбленным орудием – ретроспекцией и предоставить нам убедительное объяснение всего изложенного.

Разумеется, сравнение экономических проблем 1970–1990‐х годов с кризисом 1930‐х не совсем обоснованно, хотя страх перед еще одной Великой депрессией витал в воздухе. После произошедшего в 1987 году обвала американского (и мирового) фондового рынка и последовавшего за ним международного биржевого кризиса 1992 года очень многие задавались вопросом, может ли она вернуться (Temin, 1993, р. 99). Но “десятилетия кризиса”, наступившие после 1973 года, напоминали Великую депрессию 1930‐х годов в той же мере, в какой на нее походили десятилетия после 1873 года, в свое время также называемые депрессией. Глобальная экономическая система устояла, хотя ее “золотая эпоха” завершилась в 1973–1975 годах чем‐то похожим на классический циклический спад, который всего за один год сократил промышленное производство в странах с “развитой рыночной экономикой” на 10 %, а международную торговлю – на 13 % (Armstrong, Glyn, 1991, p. 225). Тем не менее экономический рост в развитых капиталистических странах продолжался, хотя и гораздо медленнее, чем в “золотую эпоху”. Исключение составляли азиатские страны так называемой “поздней индустриализации” (см. главу 12), в которых промышленная революция началась только в 1960‐е годы. До 1991 года общий рост ВВП в развитых странах перемежался краткими периодами застоя – с 1973 по 1975 и с 1981 по 1983 годы (OECD, 1993, р. 18–19). Международная торговля промышленными товарами, этот мотор экономического роста, продолжалась и в наиболее успешные 1980‐е годы даже ускорилась до темпов, сравнимых с “золотой эпохой”. В конце “короткого двадцатого века” развитые капиталистические страны, вместе взятые, оказались богаче и производили больше товаров, чем в начале 1970‐х, а мировая экономика, средоточием которой они выступали, была намного динамичнее, чем раньше.

С другой стороны, в отдельных регионах земного шара ситуация выглядела гораздо менее благоприятной. В Африке, Западной Азии и Латинской Америке рост ВВП на душу населения вообще прекратился. Большинство жителей этих мест в 1980‐е годы стали еще беднее, причем в больший отрезок этого десятилетия в африканских и азиатских странах рост производства прекратился полностью, а в латиноамериканских государствах – частично (UN World Economic Survey, 1989, p. 8, 26). Мало кто сомневался в том, что для этих районов земного шара 1980‐е годы оказались периодом глубокой депрессии. Что же касается так называемых стран “развитого социализма”, где в 1980‐е годы продолжался скромный экономический рост, то после 1989 года их экономические системы полностью развалились. Вот здесь сравнение с Великой депрессией представляется вполне уместным, хотя и не отражает всю глубину кризиса начала 1990‐х. В 1990–1991 годах ВВП России сократился на 17 %, в 1991–1992‐м – на 19 %, а в 1992–1993‐м – еще на 11 %. Несмотря на некоторую стабилизацию, наблюдавшуюся в начале 1990‐х, Польша с 1988 по 1992 год снизила ВВП на 21 %, Чехословакия – почти на 20 %, Румыния и Болгария – более чем на 30 %. В середине 1992 года промышленное производство в этих странах составляло от половины до двух третей уровня 1989 года ( Financial Times, 24.2.94; EIB papers, 1992, p. 10).

В странах Азиатско-Тихоокеанского региона дела складывались иначе. Сложно представить себе более разительный контраст, нежели контраст между развалом экономических систем советского лагеря и невероятным взлетом китайской экономики в одно и то же время. В отношении Китая и большинства стран Юго-Восточной и Восточной Азии, ставших в 1970‐е годы самым динамичным в экономическом отношении регионом, термин “депрессия” вообще был неприменим. Но, как ни странно, он вполне подходил к описанию Японии начала 1990‐х, и хотя в целом экономический рост в развитых капиталистических странах продолжался, далеко не все здесь было благополучно. Основные проблемы, лежавшие в основе довоенной критики капитализма и по большей части устраненные “золотой эпохой” для целого поколения, – бедность, массовая безработица, нищета и нестабильность (см. выше) – после 1973 года проявились с новой силой. Экономический рост вновь прерывался периодами глубокого спада, качественно отличными от “незначительных рецессий”, в 1974–1975-м, 1980–1982-м, а также в конце 1980‐х годов. Безработица в Западной Европе выросла в среднем с 1,5 % в 1960‐е годы до 4,2 % в 1970‐е (Van der Wee, p. 77). На самом пике экономического бума конца 1980‐х безработица в странах Европейского сообщества достигла в среднем 9,2 %, а в 1993‐м – уже 11 %. Половина безработных (в 1986–1987‐м) не имели работы более года, а треть – более двух лет (Human Development, 1991, p. 184). Поскольку потенциально работающее население не увеличивалось, как в “золотую эпоху”, за счет притока беби-бумеров, а уровень безработицы среди молодежи, как правило, выше, чем среди трудоспособного населения более старшего возраста, можно было бы ожидать снижения уровня безработицы [141] С 1960 по 1975 год в промышленно развитых странах население в возрасте от 15 до 24 лет увеличилось почти на 29 миллионов, а с 1970 по 1990 год – только на 6 миллионов. При этом уровень безработицы среди молодежи в большинстве европейских стран в 1980‐е годы оставался небывало высоким, за исключением социал-демократической Швеции и Западной Германии. Безработица среди молодежи с 1982 по 1988 год в Великобритании составляла 20 %, в Испании – более 40 %, в Норвегии – 46 % (UN World Survey, 1989, p. 15–16). .