Нелли Шульман - Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая

Аарон повернулся. Он едва успел улыбнуться, как белокурая девушка, покраснев — захлопнула ворота.

Исаак Судаков закурил. Взглянув на Аарона, он разрешил: "Ты тоже кури, вижу, хочешь ведь".

Он выпустил клуб дыма: "Все как надо. Он теперь здесь, и все будет хорошо. Господи, а если бы этот Иосиф не нашел его? Совсем один мальчик жил, без семьи, без народа своего".

— Заниматься с Иосифом будешь в паре, — Исаак все незаметно рассматривал юношу, — а что с работой у тебя?

— Завтра начинаю, — улыбнулся Аарон. "В мастерскую устроился, столяром, и резчиком. Рав Судаков, у меня руки хорошие, если бы я еще мог писать научиться…, Очень хочется".

— Э, — вздохнул старший мужчина, — ты сначала в ешиву походи, год хотя бы. Потом уже и поговорим о таком, чтобы писцом стать — надо много законов знать. Двадцать четыре же тебе? — спросил Судаков.

Аарон кивнул. Раввин задумчиво сказал: "Как говорится, и под хупу пора. Нехорошо человеку жить одному".

Юноша вспомнил белокурые, заплетенные в тугие косы волосы: "А глаза у нее голубые. Надо попросить Иосифа, пусть в следующей записке спросит — как зовут ее. И на Шабат они придут, хоть краем глаза, а посмотрю на нее. Такая красивая".

— Вы же сами говорили, — Аарон рассмеялся, — сначала учеба, а потом — все остальное. Да и, — он покраснел, — хочется же, чтобы девушка по душе была, рав Судаков.

— Это верно, — дверь открылась, и раввин радостно сказал: "Заходи, Иосиф. Принес ты родословное древо?"

— А как же, — Иосиф шагнул через порог и обернулся: "Не стесняйся ты, Теодор. Старшего брата вашего зятя привел, — объяснил мужчина, — он ведь тоже нам родственник".

— Похож, — Исаак поднялся и протянул ему руку. "Тоже рыжий, — шутливо сказал Федор по-русски, и попросил: "Рав Судаков, вы только переводите мне, а то я ладино не понимаю, совсем"

Он обвел глазами маленькую комнату. Рассматривая потрепанные тома, Федор вспомнил голос брата: "Я еще совсем мало знаю, я только начал учиться. Это же на всю жизнь, — он посадил Ханеле на колени: "Только для мужчин, конечно. Женщинам так много знать не надо, только то, что дома касается. Они, же не обязаны все заповеди исполнять".

— Но могут, — вдруг, звонко, сказала девочка, положив руку на Тору. Степан хмыкнул: "Таких женщин и нет вовсе, милая. Ты замуж выйдешь, внуков мне родишь, и будешь за семьей смотреть, как мама наша".

Федор взглянул в серые, дымные глаза девочки и увидел, как она лукаво улыбается.

— Конечно, переведу, — ответил Исаак. Взяв перо, рассмотрев искусно вычерченный рисунок, он протянул: "Правда ваша, Горовицы и в Новом Свете есть. А жена этого Элияху — он показал на запись, — та, что сожгли, как ты мне говорил, Иосиф, — она тоже еврейкой стала, как и невеста твоя, — он потрепал мужчину по плечу, — собирается".

— Вот, — Исаак стал писать на полях мелким, четким почерком, — это о Судаковых. А вот и та девушка, — она прищурился, — что с моим зятем в плен попала, в Марокко. Да и не найти ее уже, — он вздохнул, и, отложил родословное древо: "Этого отступника тут нет, а ведь он наверняка — родственник нам. И мать Ханеле, упокой Господь ее душу, — тоже из Горовицей была. Из детей рава Шмуэля, праведника. Значит, не все они погибли. Иначе, откуда бы у девочки дар такой появился? Внучка, — он нежно улыбнулся и сказал, поднимаясь: "Ну, нам и учиться пора".

Федор вышел во двор, и посмотрел на клонящееся к закату небо: "До полуночи они тут сидеть будут. Комнату я в порядок привел. Аарон мебель сколотил, вот и славно. Мне тоже, кстати — позаниматься надо".

Он шел к Яффским воротам, рассматривая масляные, редкие фонари на углах домов и вдруг обернулся. Какая-то темная тень промелькнула за его спиной. Он услышал низкий, тихий, воркующий голос:

— На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и нашла его.

Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и нашла его.

— Вот же город, — сочно подумал Федор. "Привидится всякое. Надо будет с Иосифом и Аароном к этой их стене сходить, как вернусь. Интересно. И в Храм Гроба Господня тоже. Родословное древо…, - он удобнее подхватил лист бумаги. "А этих Горовицей, из Брно — там не было. И что я лезу? — Федор пожал плечами. "Уж если Исаак о них не знает — то они наверняка, не родственники".

Он уходил, а высокая, тонкая в сером платье девушка, спрятавшись за углом дома, следила за ним.

— Вот и прекрасно, — подумала Ева, накидывая на голову шаль, — я все увидела. И где он живет, — она прищурилась и посмотрела на свечу, что зажглась в окне второго этажа, — я теперь знаю. Осталось дождаться папу, и уж тогда прийти к Судакову. Хорошо, что я в поле ночую. У меня как раз вид будет — измученный, такой как надо.

Турецкие стражники уже закрывали тяжелые, деревянные створки Яффских ворот, над городом несся крик муэдзина. Ева закрыла лицо шалью и быстро пошла на запад, к роще, где была привязан ее мул.

Джо выплеснула грязную воду в канаву. Вернувшись на кухню, она встала у стола, где Дина разделывала курицу. "Очень просто, — показала девушка, — печень вынимаем, ее потом надо на огне обжарить, все остальные внутренности тоже вынимаем, желудок разрезаем и чистим. Теперь ты, — она передала Джо нож.

Джо наклонилась над птицей: "Дина, а ты как в Иерусалим попала?". Она разрезала курицу вдоль и стала промывать ее в тазу.

Голубые глаза погрустнели. Дина посмотрела на закат, что был виден в открытую дверь кухни.

— Моя мама полька была, — тихо сказала Дина, — в прислугах работала, у семейной пары, евреи они были, бездетные. Как хозяйка умерла, так хозяин стал с моей мамой жить. Ну, я и родилась…, - девушка ярко покраснела.

— Я отца хорошо помню, он умер, как мне шесть лет было. Он меня любил, баловал. Ему уже седьмой десяток шел, а маме моей — едва двадцать исполнилось. Папа все нам в завещании оставил. Потом приехали его родственники, и сказали, что он не в себе был. Выгнали нас с мамой на улицу, — Дина вздохнула и ворчливо сказала: "Теперь в ведро клади, и полчаса ждать надо. Госпожа Сегал еще с рынка не вернулась, можно на улице посидеть. А потом посолим ее, — Дина кивнула на курицу, — кровь выйдет, еще три раза промоем и можно готовить".

Они присели на скамейку. Дина, комкая в руках подол платья, помолчала: "Так и получилось, что я с семи лет тоже в прислугах жила. Как мама моя умирала, она мне велела: "Иди в Иерусалим. Вот, письмо от отца твоего, где он тебя своей дочкой признает. Это тут, в Польше, ты незаконнорожденная, а там, может, они тебя за свою посчитают. Я и пошла, — Дина улыбнулась.

— Как? — тихо спросила Джо, беря ее за руку.

— Ногами, — та рассмеялась. "Год шла, до моря Черного. Работала по дороге, денег скопила, и на палубе сюда приехала. Вот и все".