Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том I

13 сентября опросили еще двоих: Пековера и Пёрселла.

Бывший канонир «Баунти» дал показания лишь против Кристиана, Бёркетта, Миллза, Самнера и Куинтала. Остальных он вооруженными 28 апреля не видел (поскольку, как мы знаем, почти все время находился на нижней палубе). Ничего предосудительного насчет Хейвуда и Моррисона Пековер тоже сообщить не мог.

Строптивый плотник оказался чуть более разговорчивым. Он перечислил целых 17 человек (то есть всех, кроме Маспрэтта), кто в день мятежа взял в руки оружие, включая подсудимых Бёркетта, Миллуорда и Эллисона. О Моррисоне Пёрселл не сказал ничего дурного, отметив, что помощник боцмана был не прочь пойти в лодку с Блаем, но ему не дали.

А вот о Питере Хейвуде бывший плотник вспомнил одну деталь, которая чуть не стала роковой. Когда на воду спускали баркас, Пёрселл увидел, что юный гардемарин стоит, опираясь на саблю. «Ради бога, Питер, зачем вам это?!» — спросил он, после чего Хейвуд, смутившись, тут же бросил оружие и принялся помогать товарищам.

Этот факт вызвал пристальнейшее внимание членов суда. Пёрселлу задали в общей сложности 38 (!) вопросов о Питере Хейвуде, о его поведении в день мятежа и о том, что на самом деле означал тот мимолетный эпизод с саблей. Словно опомнившись, плотник рассказал, что в суете и неразберихе того утра, когда многие вещи, в том числе и холодное оружие, во время погрузки в лодку передавались из рук в руки, и несколько человек так или иначе прикасались к саблям. Смысл всех ответов Пёрселла сводился к следующему: Хейвуд «положил ладонь» на саблю случайно, не намереваясь ею воспользоваться против капитана, и что гардемарина, скорее всего, нельзя считать мятежником. Однако однозначного объяснения суд не получил, и у Хейвуда начались проблемы.

На следующее утро, 14 сентября опросили оставшихся свидетелей: Хэйуорда, Халлетта и Джона Смита, а также офицеров «Пандоры» — капитана Эдвардса и лейтенанта Ларкана. Этот день стал нелегким испытаниям для Джеймса Моррисона и Питера Хейвуда.

Бывший гардемарин «Баунти», а ныне лейтенант Его Величества Королевского Британского Флота Томас Хэйуорд назвал всех 18 вооруженных мятежников поименно (в том числе сидящих на скамье подсудимых Бёркетта, Миллуорда, Маспрэтта и Эллисона). Кроме этого, отвечая на вопросы о причастности Моррисона, молодой человек вспомнил, что помощник боцмана в тот день улыбался, а также заявил: «Если вас интересует мое мнение, то я бы сказал, что он содействовал мятежникам; он, пожалуй, желал, чтобы лодки были спущены, дабы избавиться от нас как можно быстрее».

Во время перекрестного опроса потрясенный Моррисон открыто спросил Хэйуорда:

— Вы говорите, что видели радость на моем лице, и что вы больше склоняетесь в своем мнении в том, что я был одним из мятежников; можете ли вы заявить перед богом и этим судом, что подобное свидетельство — не результат личной неприязни?

— Нет, — ответил Хэйуорд, — это никакой не результат личной неприязни, это мнение, которое я сформировал после того, как оставил судно, потому что подсудимый не пошел с нами, тогда как у него была хорошая возможность…

Не желая сдаваться, Моррисон призвал свидетеля вспомнить следующий малоизвестный эпизод. Когда загружали баркас, Куинтал отобрал у Хэйуорда фузею, и Чёрчилл собственноручно сортировал вещи — что можно взять лоялистам с собой, а что нет. Тогда гардемарин в сердцах был готов ударить мятежного капрала дубиной (подобных «сувениров» с Островов Дружбы на палубе было много). И помощник боцмана, находившийся рядом, якобы прошептал Хэйуорду: «Давайте; я подстрахую, тут оружия полно».

То есть, иными словами, если верить Моррисону, тогда Хэйуорд хотел — вернее, еле слышно выразил желание — дать вооруженный отпор мятежникам. И помощник боцмана был готов его поддержать. Такое признание на суде прозвучало впервые. Ведь, как мы сегодня знаем, никто из лоялистов в день мятежа так и не рискнул пойти на открытое силовое сопротивление, и далее перешептываний дело не пошло. А тут выяснялось, что юный гардемарин вполне мог напасть на Чёрчилла (пускай само намерение выглядит немного нелепо — что могли поделать полинезийские дубины против десятка мушкетов, да и сама личность Хэйуорда весьма далека от образа храброго воина; и тем не менее). Чем при таком развитии событий закончился бы мятеж — неизвестно.

Я не берусь судить, имел ли место этот эпизод на самом деле. Не исключено, что Моррисон, цепляясь за соломинку, выдумал его на ходу, прямо в процессе перекрестного допроса Хэйуорда. Кстати, ничего подобного, никаких диалогов с гардемарином помощник боцмана в своем знаменитом и очень откровенном дневнике не упоминает. Мне думается, умный Моррисон, предчувствуя, как ему могут навредить недавние обвинения Хэйуорда, в отчаянии пошел на неожиданный и парадоксальный шаг.

Со скамьи подсудимых он словно «подмигивал» свидетелю, предлагая своеобразную сделку: да, ты только что оклеветал меня, косвенно причислив к мятежникам, но я не буду выдвигать тебе ответных упреков в трусости и подлости. Мало того, я готов представить тебя несостоявшимся героем, почти поднявшим руку (точнее, дубину) на свирепого Чёрчилла. А ты уж, не будь дураком, подтверди это и не топи меня окончательно. И мне поможешь, и себя облагородишь.

Но Хэйуорд, искренне ненавидевший мятежников, этого маневра Моррисона не понял. На все его вопросы бывший гардемарин «Баунти» и третий лейтенант «Пандоры» недоуменно отвечал: «Не помню…».

Впрочем, данный подтекст их диалога — всего лишь гипотеза, не более того. Члены трибунала также не очень поверили воспоминаниям Моррисона, и дальнейшего развития тема не получила. Напротив фамилии бывшего помощника боцмана «Баунти» в реестре суда появился зловещий, жирный и черный вопросительный знак…

А затем на «сцену» вышел еще один свидетель, еще один гардемарин, так же, как и Хэйуорд, обиженный мятежниками, — Джон Халлетт. И его показания чуть не погубили Джеймса Моррисона и Питера Хейвуда.

Молодой человек, презираемый командой «Баунти» и потому спущенный на баркас вместе со своим другом Хэйуордом первым, он, видимо, решил отомстить обидчикам по полной. Халлетт перечислил 17 человек, кого он видел в день мятежа с оружием в руках (включая обвиняемых Эллисона и Бёркетта). И среди них он прямым текстом назвал еще одного, сидящего на скамье подсудимых — Моррисона.

По его словам, когда баркас отчаливал от судна, помощник боцмана, оставшийся на «Баунти» и вооруженный мушкетом, глумливо кричал у гакаборта: «Если мои друзья спросят обо мне, скажите им, что я где-то в Южных Морях!..».

Моррисон, ошеломленный таким поворотом событий, спросил Халлетта:

— Можете ли вы положительно подтвердить перед богом и этим судом, что это был я и никто иной, кого вы видели вооруженным, и кому я адресовал вышеупомянутое издевательское изречение?