Дмитрий Чудсков - Озеро Варыш

— Не волнуйся, ты — невеста.
Твой отец меня спросил:
«Как ты мог, мне интересно,
Будучи уже без сил,

Удержав одной рукою
Столь большой двуручный меч,
Разрубить его надвое,
После голову отсечь?

Как ты смог, одним движеньем…
Как же ты?! Такую бронь!»
Олько снова в нетерпении:
— Это ясно, не долдонь.

— Я ему и отвечаю,
Что крепка моя рука,
Так как каждый день вздымаю
И бросаю с высока

Молот тяжкий и могучий.
Право, мой удар удал,
Но ещё ведь дело в ручке,
Я её длинней сковал.

А потом перехватился,
В час, когда никто не ждал,
Меч на локоть удлинился, —
А отец твой продолжал,

Что, мол, хитрость превосходна
И достойна всех похвал,
Только меч-то, он холодный,
Как оплавился металл?

Не лукавя, я ответил:
«Меч мой стал живым мечом,
И ему теперь на свете
Все преграды нипочём».

Он всё задавал вопросы.
Я ему про старичка,
Медовуху на подносе,
Про девицу с кабачка…

Вроде бабушку мою,
Этого я сам не знаю,
Но клянусь, не утаю,
Как загадку разгадаю…

— Пилон, довольно про девицу,
И ничего ты не гадай.
Давай перевернём страницу,
Уж так и быть, и продолжай.

— Охотно. Из моих рассказов,
Что я его представил слуху,
Признал он достоверным сразу
Лишь только сказ о медовухе.

— Ах, медовуха, — говорит, —
Да как же без неё.
Она ведь жажду утолит,
Ускорит забытьё.

Она нам в радости подспорье,
К примеру, сын родился.
С ней весело кипит застолье,
И кто-то, как всегда, напился.

Коль горе горькое придёт,
Так наливай по полной.
Она глаза слезой зальёт,
Былое можно вспомнить.

А коль лакать её без меры,
Кулитвами да в одиночку,
Так и привидятся химеры.
Пиши пропал — дошёл до точки…

Твой папа долго мне вещал о пьянстве
И о грибах-весельчаках,
Что вызывают приступы буянства
И мозги разрушают в головах,

Дни превращая в затяжные ночи.
«Забудь про пьянку и грибы,
Коль вздумал приближаться к моей дочке,
Как минимум на три лихвы…»

— Но что отец сказал про свадьбу?
— А вот, что мне сказал король:
«Со свадьбой надо подождать бы…»
А я спросил: «А ждать доколь?» —

«Помолвку справим хоть теперь,
Как мы с тобой и говорили.
Однако ты и наша дщерь
Густую кашу заварили,

Не с молоком, а на крови.
И скоро ждёт нас всех минута,
Когда Мурглата корабли
Примчат считаться за Бохлюта.

Лишь только вскроется Варыш,
Здесь будет флот Мурглатский.
Об этом ты подумал? Слышь,
Скажи, чем будем драться?

Ты что-то там наизобрёл,
А правды рассказать не хочешь.
Молчишь, упёрся, как осёл,
И сказкой голову морочишь.

Да ладно, и не говори,
Мне важен результат.
Мечами дивными снабди
Ты всех моих солдат.

Иль всех нас просто уничтожат,
Не пощадят ни женщин, ни детей,
И все здесь головы положат
Под натиском закованных коней».

«О, мой король, — я отвечаю, —
Не только накуём мечей,
Но стрел, щитов, я обещаю,
Оружья всяческих мастей.

Коль будут люди, то премного,
И в том лишь кроется секрет,
Что я оружия живого
Скую. Как научил тот дед».

«В работниках тебе не знать отказа,
Про дедушку же слышать не хочу.
Я говорил тебе уже два раза,
Ещё услышу — крепко проучу».

Сказал Стефаний: «Решено.
Отметим завтра мы помолвку.
Всем веселиться, пить вино,
Плясать, смеяться без умолку.

Но послезавтра наберёшь рабочих,
Учеников за мастерами закрепишь.
Организуешь всё, как сам захочешь,
Но не позднее будущей недели, слышь,

Чтоб горны гулкие гудели
И звон от молотков стоял,
Чтоб искры брызгами летели…
Короче, чтобы люд ковал.

Ты накуёшь оружия в достатке,
Гостей незваных встретим как родных.
И коли будет всё в порядке,
Уннега вся поздравит вас двоих

С законным браком. В общем, или-или:
Или с принцессой под венец,
Или в сырой лежать могиле».
Вскипела Олько: «Ну, отец!»

— Да! Тут твоя вмешалась мать,
Дотоле пребывавшая в молчании:
«Стефаний! Может, хватит нагнетать?
Он понял всё и выполнит задание.

Пилон как сын нам люб и мил,
Да и почти что зять,
А ты ему про мрак могил,
Про дедушку нельзя сказать!»

«Что ж, иди, — сказал Стефаний,
Выглянув через окно. —
Там объект твоих мечтаний
Ждёт тебя уже давно».

Тонкой ниточкой морщинка
Меж бровей легла принцессы,
Говорит через ужимку:
— Ах, нам было интересно,

Чтоб не видеться с тобою
Много дней и много лун.
Ах, натерпимся с войною!
Папа тоже остроум!

…Про какие-то могилы…
В них у нас и не хоронят.
— Это если вражьи силы
Прах наш в землю не уронят.

Вот что он имел в виду.
Положение серьёзно,
Мы ввергаемся в войну.
Нужно очень скрупулёзно

Рассчитать свой каждый шаг,
Чтоб пред малою дружиной
Содрогнулся мощный враг
И нашёл свою кончину.

— Ладно, хватит, надоело.
Если ты со мной сейчас,
То не думай ты про дело,
Лучше поцелуй. Сто раз!

Ярче солнышка на небе
Разгорались в кузне топки.
Кто учился, кто уж ловкий,
Кто дровишки подносил.

Позабыв порой о хлебе,
Спать ложились на циновки,
Прямо здесь, у места ковки,
На бревенчатый настил.

Темп Пилон взвинтил изрядный,
Предводитель и герой,
«Ничего, что молодой, —
Говорили мужики, —

А зато незаурядный,
Знать, в башке не древесина,
Слушать всем Клаврата сына,
Нам Пилона в вожаки!»

Кузнецы ковали справно,
Все старались как один,
Но один лишь властелин
Был у ковкого металла.

Только с ним тот был на равных,
Раскрывался без остатка.
И горнило пело сладко,
И душа в нём оживала.

Хоть Пилон брал редко молот,
Доверял простому люду,
Но, казалось, был повсюду.
Каждый меч ему был друг.

По своей работе голод
Каждый чувствовал клинок,
Верности давал зарок
Щит и меч, кинжал и лук.

В их железные сердца
Жизни он вливал поток
Да откладывал на срок
На бревенчатые полки

Из клочетты-деревца,
Досточтимого в Уннеге,
Боронящем, коль набеги
Совершат враги иль волки.