Илья Сирота - Профессор Матусос и цирманский зверь

Ослоухи, тяжело топая копытами, несли свой груз, Тейе донимал моряков расспросами о том, как называется все, мимо чего двигалась экспедиция, а профессор смог снова погрузиться в размышления, в которых пушканообразные все больше уступали место загадочному зверю из Цирмани. Примерно через неделю пути экспедиция преодолела перевал в Фурцинских горах и вступила в джунгли.

Транские леса и поля, невысокие горы и мелководные озера все как на подбор дают приют зверушкам, птицам и другой живности, отличающейся миролюбивым характером, скромной окраской и негромкими голосами. Знаменитые тортсундские кармашковые сони или транские бурдючные овцы как нельзя лучше показывают, на что похожи животные в Тр. А один из величайших поэтов Тр, Алласандр Пууск, посвятил своей возлюбленной такие строки:

Голос твой негромок,

Как у птички-шушунки.

Неброская красота твоя

Словно перышки ее серые.

Смотришь, бывало, в упор

И никак не разберешь:

То ли пожухлый листочек на ветке,

То ли шушуночка моя сидит?

Говорят, прочитав это послание, возлюбленная отказалась выходить за поэта замуж и сразу же приняла предложение богатого овцевода. Сравнение с овцой девушке, видимо, польстило больше. Но как бы там ни было, описание скромной птички из транских лесов удалось поэту замечательно.

Профессор Матусос и его ассистент, конечно же, знали о том, что в джунглях животные ярче, громче и оживленнее, чем в их родных краях, но все равно были потрясены и ошеломлены. Везде, под ногами, прямо над головой и где-то невероятно высоко, в кронах гигантских деревьев, кто-то шуршал, копошился, кричал, неистово вопил, молча спешил кого-то съесть или спешил прочь от кого-то, кто хотел съесть его самого, внезапно выпрыгивал из листвы и так же внезапно бесследно исчезал неизвестно где. Птицы щеголяли оперением таких цветов, что казалось, их раскрашивал начинающий художник, стремившийся непременно попробовать на каждой птице всю свою палитру сразу. А насекомые, похоже, вышли из мастерской, где забавы ради собирали живые существа с одной только заботой, чтобы составные части как можно меньше подходили друг к другу.

Моряки, которые не в первый раз уже вступали под сумеречный покров джунглей, посмеивались над судорожными попытками Матусоса и Тейе одновременно вести записи в блокноте, зарисовывать особенно чудных зверушек и птиц, разыскивать заметки о них в определителях и справочниках и не запутаться при этом намертво в лианах. С важным видом знатоков моряки пытались рассказывать ученым о встреченных ими животных, сообщая порой просто душераздирающие подробности.

— Профессор! Слыхал, звук такой только что, как будто тяжеленный боцманский сундук двигают по мокрой палубе? Птица-хрячик! Ну да, она самая. Вон, вон она, полетела! Смотри, вон, слева! Желтая такая, в синюю полосочку… Самец у нее в четыре раза больше самки, поэтому он яйца не высиживает, раздавить может. Вместо этого самец ложится на спину, а самка откладывает яйца ему прямо на пузо, а потом три месяца высиживает их прямо на нем. Я бы не отказался, а, профессор — три месяца просто лежишь и нечего не делаешь, красота!

— Парень! — По мнению моряков Тейе в силу молодости обращения по научному званию не полагалось. — Вон, видишь, побежал такой мелкий? Ну вон там, такой пушистый, с рожками. Видишь? Ну вон же, вон! Ага, он самый, да. Грызун? Не-е-е-ет! Это, братишка, рогатый пухонос, самый страшный местный хищник! Вот идет, скажем, синерыл — ну, есть тут такой один зверь, вроде свиньи, но только синий и хвост не колечком, а бантиком как бы. Ну идет он, значит, думает, что бы съесть такое, и тут замечает, что за ним семенит такой вот мелкий и в глаза ему норовит заглянуть. Синерыл, конечно, поначалу не обращает внимания, идет себе, но зверек-то не отстает, все бежит рядом и в глаза заглядывает. Синерыл начинает нервничать, конечно, озираться, ищет, что не так, еще больше нервничает, несется уже галопом, дороги натурально не разбирая. А пухонос просто бежит рядом, не отстает. И так вот может до недели бежать и в глаза смотреть, пока его жертва или сама себе шею не свернет, зацепившись за что-нибудь, или от усталости не подохнет. И тут пухонос его не поедает или, там, про запас в нору не тащит, нет — только фыркнет презрительно: «что, спекся, слабак?» — и в джунгли уходит. Победил он, вроде как.

Поначалу профессор и Тейе все матросские байки и рассказы тщательно записывали, задавали вопросы и просили обязательно рассказывать еще. Но примерно через неделю у профессора начали появляться некоторые сомнения.

— А что это, друг мой, за птица вон там? — спросил он однажды, не дожидаясь очередного рассказа.

— Вот там-то? А что ж, сам не узнал, что ли, профессор? Это ж хрячик, кто ж еще? — уверенно ответил ему один из моряков.

— Хрячик? А отчего же он зеленый с красным, а в прошлый раз был желтый с синим?

— Так тогда самец был, а это самка, девочка-хрячик, стало быть.

— Так вы же, любезный, говорили, что она в четыре раза меньше самца, а эта прямо точно такого же размера? Отчего ж так?

— Тут такое дело, профессор — на хрячиков один местный хищник всегда охотится, змея одна, называется черный носорот. И ест она только самок, понимаешь? Ну не доживают они до того, чтобы вырасти размером с самца, всех их съедают носороты, во как!

— А эту что же не съели?

— Ну вот эта шустрая, видать, попалась, выжила как-то…

Больше профессор рассказы моряков не записывал, справедливо распознав в них бессовестные выдумки.

Минуло две, потом и три недели пути сквозь джунгли. Экспедиция шла бодро, лианы попадались скромной толщины, ослоухи не упрямились. Тейе почти не отставал от товарищей, и его требовалось вытаскивать из чьей-то норы или отцеплять от колючек ядовитого куста не чаще раза в день. Профессор стал даже незаметно для себя задумываться о том, что их ждет на выходе из джунглей, и в задумчивости не придал особенного значения тому, что один матросов нашел в зарослях сломанный топорик, совсем новый и украшенный причудливой резьбой.

На исходе четвертой недели путешествия джунгли расступились, и начался подъем на Цирманское плоскогорье, Цирмани-шани, дом загадочного зверя и цель путешествия. Никто не пострадал и никто не потерялся под сумрачными сводами джунглей, и в честь этого был объявлен однодневный отдых на берегу безымянной мелководной речушки.

Тейе сразу же скрылся в палатке и бросился приводить в порядок записи и зарисовки, разглаживать помятые листы гербария и перекладывать драгоценные образцы, собранные в недружелюбных колючих зарослях. Матросы распрягли и хорошенько выкупали ослоухов, а потом, когда речка унесла грязь, колючки и разную мелюзгу из джунглей, решившую проехаться на ослоухах, вымылись и сами. Профессор убедился в том, что его ассистент в пылу научных трудов не пренебрег гигиеной, смыл четырехнедельный слой грязи и с себя, а затем погрузился в изучение своих заметок о том, где искать зверя.