Илья Сирота - Профессор Матусос и цирманский зверь

Вскоре показались и местные жители. Они совершенно не удивились, хотя и видели такое судно и таких людей впервые. Они не бросились с оружием на мореплавателей. Они не вышли их приветствовать с богатыми дарами, приняв за богов, приплывших из-за великого моря. Они не попытались выменять оружие иноземцев на свои поделки из золота и драгоценных камней (поделок у них не было). Они стояли, ласково улыбаясь, и смотрели на моряков.

Те жестами попросили их дать им воды. Продолжая улыбаться, местные жители махнули куда-то вправо, где оказался ручей с удивительно вкусной ледяной водой. Напившись и вымывшись, команда опять же жестами попросила местных жителей дать им чего-нибудь поесть. Ответом был взмах рук влево. Там росла роща невысоких деревьев, сгибавшихся под тяжестью мясистых плодов, по форме похожих на баранью ножку. Купец, почти потерявший рассудок от сырной диеты и запаха, опередил команду больше чем на два корпуса и первым впился зубами в сочную мякоть. Вкус плодов напоминал сразу и баранину, и хлеб, и отчасти компот. Уже понимая, что услышат, вернее, увидят в ответ, моряки огляделись кругом, сами выбрали место для ночлега и впервые заснули на твердой земле.

Купец и команда его корабля провели на вновь открытом берегу около трех месяцев, но за это время им не удалось ни выучить хотя бы одного слова на местном наречии, ни узнать хотя бы одного имени местного жителя, ни заинтересовать туземцев хоть чем-нибудь. Туземцы только ласково улыбались, а если и отвечали, то ответом служил жест, вздох или еще более ласковая улыбка. Если путешественники проявляли настойчивость в общении, туземец просто поворачивался и уходил восвояси.

Отчаявшись узнать хоть что-то, моряки однажды окружили одного местного жителя, и, не давая ему уйти, стали задавать вопросы. Выяснилось, что туземец как будто бы понимает их речь, но отвечает с крайней неохотой.

— Как тебя зовут? — спрашивали моряки.

Туземец морщился и махал рукой, мол, зачем вам это нужно?

— Как называется эта местность? — спрашивали моряки.

Туземец разводил руками, мол, ну разве вам самим непонятно?

— Много ли вас тут живет? — не отпускали туземца моряки.

Туземец вздыхал, мол, да кто ж нас тут считал?

Наконец, видя, что моряки продолжают чего-то добиваться и не склонны его отпускать, он искренне удивился такой настойчивости и промолвил одно слово. Это слово и было «цирмани».

— Что находится там, за теми горами? — как раз спросил один из матросов.

— Цирмани, — с некоторым недоумением в голосе промолвил туземец.

Услышать ответ на незнакомом наречии было так неожиданно, что моряки растерялись, чем местный житель не преминул воспользоваться и сбежал, виновато улыбаясь.

Через сто лет выяснилось, что он сказал: «Ну неужели вам действительно хочется это знать? Мне, вот, нет». Но тогда это приняли за ответ и стали называть земли, лежащие в глубине континента, «Цирмани». Ну, и царством, конечно же, для порядка.

В Цирмани стали приплывать купцы, путешественники, дипломаты и даже несколько особенно скучавших королей. Всем доставалась от местных жителей порция ласковых улыбок и виноватых вздохов, но не более того. Побережье назвали, как мы уже знаем, Берегом Довольной Цапли, и основали там небольшое торговое поселение под названием Курцукуни. Это, как тоже выяснилось много позже, означало на местном наречии «да селитесь, где хотите, места мало, что ли». Торговать, правда, оказалось не с кем, плоды в виде бараньей ножки плавание в трюме не переносили и перевезти их через океан не получалось, а золота и драгоценных камней не нашлось. Купцы к Цирмани постепенно потеряли интерес, иногда заезжали путешественники, но все реже.

В деревне остались жить только полсотни бывших моряков, которым нравилось валяться под ласковым солнышком, есть вкусные плоды, пить чистую воду и ничего не делать. Они потихоньку приучились обходиться почти без слов, и от местных жителей их уже стало почти не отличить. Но они поддерживали в целости дома поселка и соглашались сопровождать путешественников, если тем все-таки непременно хотелось перевалить через горы и исследовать лежащие за ними джунгли. Среди них профессор Матусос и рассчитывал набрать команду для своей экспедиции, которой, в чем он не сомневался, предстояло найти, изучить и во всех подробностях описать загадочного зверя из Цирмани.

Плавание завершилось благополучно, путешественники достигли берегов Цирмани без приключений. Пока Тейе приходил в себя на твердой земле, команда «Серьезного Оленя» выгрузила все снаряжение и помогла профессору устроиться в уютной хижине на берегу. Казалось, дело за малым — нанять команду для пешей экспедиции в джунгли Цирмани и выступить в путь.

Тут случилась небольшая заминка. После трех недель, проведенных в поселке Курцукуни на Берегу Довольной Цапли, профессор Матусос пребывал одновременно в крайней степени ярости и последней степени отчаяния. Команду удалось набрать почти сразу, но вот ни упаковать груз, ни собственно отправиться в путь так и не удалось. Нет, никто не отказывался от работы, напротив, все моряки из поселка охотно помогали профессору и Тейе во всех их хлопотах, но лучше бы они этого не делали.

Теперь профессор стоял, держа в руках покореженный секстант, чьи тонкие, любовно подогнанные мастерами дуги и рама были поцарапаны и согнуты, а миниатюрное зеркало разбито. Матусос смотрел на бесполезную металлическую штуковину, еще недавно бывшую драгоценным навигационным прибором, и не находил слов, потрясенный бессмысленным варварством. Перед профессором стоял моряк и на свой лад пытался его утешить:

— Приятель, ну ты чего, расстроился, что ли?

Видя, что профессор ему не отвечает, моряк продолжил:

— Нет, ну ты же сам попросил нас сколотить носилки, сам ведь просил, да?

Матусос машинально кивнул. Моряк просиял и продолжил:

— Ну вот видишь! Я тут сам-то был… — тут моряк замялся, чтобы подобрать более приятное объяснение тому, почему он не сам сколачивал носилки. Правда заключалась в том, что сам-то он заснул, попросив перед этим выполнить эту работу своим друзьям из местных. Но чутье подсказывало моряку, что такая правда может еще больше расстроить профессора, а на что был способен расстроенный профессор Матусос, жители поселка за прошедшие три недели уже успели узнать. Местные жители еще долго показывали своим детям поваленную пальму толщиной в два обхвата, качали головами и горестно вздыхали. Говорят, в их языке с этой поры появилось первое иностранное слово, «профессорматусос», означающее «не буди лихо».

— Сам-то я был занят! Мне там надо было кое-что… Да и вообще, ну чего расстраиваться-то? Носилки сделали? Сделали! Железяку твою вернули? Вернули! Ну, погнулась она немножко, ну ладно, давай ее обратно разогнем. Делов-то! Тут у нас один местный есть, Тутуза его зовут, он здоровенный, как бык. Ему кокосы раскалывать лень, так он их руками себе в рот просто выжимает. Так он тебе голыми руками враз все разогнет. Или согнет, смотря что нужно. Тебе как, согнуть или разогнуть? А?