Илья Сирота - Профессор Матусос и цирманский зверь

Профессор бросился за ними, но когда протолкался к выходу через некстати нагрянувшую в таверну толпу студентов, загадочных личностей уже и след простыл.

Хозяин таверны ничего путного добавить не мог, только приговаривал, что «уж больно боязно было» и он бы уж никогда бы до «дорогого профессора» никого лишнего не допустил, но «уж больно было жутко». Никто не мог вспомнить ничего, что помогло бы понять, кто и откуда могли быть эти странные посетители. Хозяин всё вздыхал и повторял свое «боязно» да «жутко», а Тейе строил догадки на основе странных ошибок в речи незнакомцев. Все бы так и закончилось ничем, если бы безучастно сидевший за кассой пухлый сын хозяина не сказал вдруг:

— А тут и думать нечего. Это СВОРА. Вот, они монетой своей страны расплатились. Тоже мне, агенты под прикрытием.

Доедать обед не было уже никакой возможности. Возбужденные и взволнованные, Матусос и Тейе наскоро расплатились и выбежали на улицу.

Некоторое время они молча шагали по направлению к университету, а затем профессор произнес:

— Я думаю, мой друг, подпрофессору Малтурайну пора начитать читать мой курс лекций о введении в животные науки.

— Но готов ли он? — с удивлением и не без ревности воскликнул Тейе. — Еще неделю назад вы сами говорили, что ему еще вызревать и вызревать до этого! Что заставило вас поменять мнение?

— А то, мой милый Тейе, — с озорной улыбкой ответил Матусос, — что мы с вами как можно скорее отправляемся в Цирмани. Если, конечно, вы согласны составить мне компанию в этом опасном и далеком путешествии.

Профессор Матусос был не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик. Ехать в Цирмани, значит ехать — и профессор сразу же приступил к осуществлению своего плана.

В университете он вручил подпрофессору Малтурайну текст лекций о введении в животные науки (четыреста тридцать страниц мелким почерком на двух сторонах) и велел к завтрашнему дню прочитать и выучить. Впрочем, первые двенадцать страниц можно было не учить, так как одну лекцию Матусос уже успел прочитать сам. Так что остается всего четыреста восемнадцать, а это куда меньше.

Следующим пунктом маршрута был «Усталый поросенок». Господин Туркундур уже не светился от радости, а просто-таки озарил собой гостиничный номер, когда узнал, что уважаемый профессор принимает предложение ехать в Цирмани. Уважаемый профессор получит самое лучшее снаряжение, для него снимут каюту на самом быстроходном судне, и денег на дорогу уважаемый профессор получит столько, сколько потребуется, а затем еще раз столько же. Таковы щедрость и стремление помочь науке у великого Суртинартры, да продлится правление его пока дикобраз Солнца не устанет поднимать колючки своих лучей по утрам или сам владыка не устанет нести непосильный груз заботы о своем возлюбленном народе. Туркундур не стал уточнять, что предыдущий владыка устал от груза забот внезапно и не без помощи самого Суртинартры, своего собственного сына. Он так убеждал папашу не держаться за власть в ущерб здоровью, что владыка просто потерял голову. В прямом смысле.

А вот упоминание о том, что в деле замешана еще и СВОРА, заставило лицо господина Туркундура помрачнеть. Уважаемый профессор же не может считать, что страна, чьи подданные действуют при помощи воровства и угроз, имеет благие намерения, быстро поинтересовался мурджипурджианец. А не думает ли уважаемый профессор, что СВОРА может более щедро оплатить его путешествие в Цирмани, чем великий Суртинартра? Но получив в ответ заверения Матусоса о том, что СВОРА со своими вороватыми и наглыми сторонниками совершенно не привлекает его, господин Туркундур опять просиял, и дальше уже обсуждал с уважаемым профессором только детали путешествия. Даже просьба Матусоса не вмешиваться в научную экспедицию и предоставить ему и его ассистенту все сделать самим не встретила возражений, ведь уважаемый профессор в науке подобен могучему слону, а нуждается ли слон в помощи? Скорее, в ней нуждаются те, кто имеет неосторожность встать у него на пути.

Теперь можно было направляться домой и собираться в дальний путь. Профессор вышел из гостиницы, быстро пересек рыночную площадь, уже пустевшую после напряженного торгового дня, по мосту Улиток перебрался на другой берег мелководной речки Плескавки и уверенно направился к глухому забору. Высоченный забор был явно намеренно выкрашен в самый отвратительный оттенок бурого цвета и состоял из крепких досок, заостренных по верхнему краю. Он недвусмысленно предлагал прохожим подумать, стоит ли интересоваться тем, что находится внутри, если уже снаружи враждебность видна невооруженным взглядом.

Но профессора, похоже, интересовало в заборе нечто иное. Он некоторое время внимательно рассматривал бурые доски, затем отсчитал от одной из них еще пять штук вправо и подошел к забору вплотную. Неожиданно оказалось, что две ничем не примечательные доски, внешне неотличимые от остальных, закреплены только сверху. Знающий человек мог бы раздвинуть их и устроить достаточно широкий проход, в который может пролезть даже уважаемый профессор. Именно это Матусос и проделал с ловкостью, выдававшей долгую ежедневную практику.

Иностранных гостей, придворных, ни с того ни с сего заинтересовавшихся наукой, и однажды даже самого короля Эрлика XXVIII профессор водил к себе в дом длинной кружной дорогой. Процессия важных посетителей ехала к широкому и более надежному мосту Добронамеренного Клементессия, пересекала его и двигалась в обход стадиона для овечьих бегов, вокруг парка «Королевские жмурки», в народе за темноту аллей и пышные заросли называвшемся «Держи кошель», и только потом, по прошествии почти часа, оказывалась на улице Блюдечная Слобода, где у Матусоса была квартира. Нужно ли говорить, что соблазн добраться до дома за четверть часа, как-нибудь срезав путь, был для профессора непреодолим.

Тут нужно отметить, что платой за необычайную экономию времени была столь же существенная опасность, так как лежавшее за забором капустное поле было не просто полем, а полем почтенной мамаши Тиндентру. И капуста была не просто капустой, а капустой, поставлявшейся к столу самого Эрлика XXVIII. Да что там Эрлик XXVIII! Это поле питало транских монархов уже почти сто лет, и именно из листочков и кочерыжек с этого поля раз в пятилетие готовили знаменитый турстсондский королевский капустный муртутон. За право отведать его за одним столом с правящим монархом придворные боролись почти так же яростно, как за свои чины и ордена.

Профессор был честным человеком и когда открыл короткий путь домой через поле, начал с попытки договориться. Он вежливо просил мамашу Тиндентру дать ему ключ от калитки и даже подготовил письменную клятву не повредить ни одного листочка на грядках за своей подписью и подписями двух других профессоров из Большого университета, поручавшихся за него. Он приглашал даму на обед в любимую таверну. Он предлагал ей установить плату за проход по ее полю. Но Тиндентру была непреклонна: суп из синеножки ела, с поручительством ознакомилась самым внимательным образом, но в конце неизменно отвечала отказом. Тогда профессор перешел к военным действиям.