Поль Монтер - Джулиан. Возвращение

– Отлично, сынок, а теперь мы попросим твоего отца бросить его в грелку, – прошелестел старик.

Огюст выхватил ношу из рук сына и тут же невольно вскрикнул, едва не выронив уголь на пол. Сжав зубы от боли, он быстро бросил его в грелку и попытался незаметно потрясти обожжённой рукой, чтобы унять боль.

– Покажи мне свою ладонь, кюре, – отрывисто бросил Отец Габриэль.

Лоран молча протянул руку – на ладони пылало багровое пятно ожога.

– А теперь взгляни на руку своего сына, Огюст.

Молодой кюре медленно разжал кулак ребёнка. Его ладошка была ровной и белой, словно мальчик не держал в ней обжигающий кожу уголёк

– Я… я не могу понять… к чему вы клоните… Святой Отец… – пробормотал кюре.

– Мы поговорим наедине, сын мой, – тихо произнёс настоятель. – За дверью ждёт брат Алоиз. Проводи мальчика к нему, малышу пора спать. Ты ведь наверняка устал, дорогой мой? – обратился он к ребёнку

– Да, – кивнул Эрик.

– Ну вот и отлично, благослови тебя Господь, малыш. Завтра мы сможем вновь поговорить.

– Хорошо, господин, – так же ровно ответил малыш и, прикоснувшись губами к руке старика, направился прочь, ощупывая руками стену.

Лоран в нерешительности прошёлся из угла в угол скромной кельи, морщась от боли в руке.

– Сын мой, – послышался тихий голос настоятеля. – В нише возле камина стоит склянка с мазью, возьми её. Это снадобье приготовлено с молитвой и избавит тебя от боли. Ты молод, надеюсь, целебная мазь сумеет избавить твою кожу от последствий ожога.

Кюре почтительно кивнул и старательно последовал совету старика. Он нарочито медленно наносил густую и вязкую, словно сироп, мазь. Его страшил предстоящий разговор. И Огюст наивно как мог отодвигал его. Но совесть не позволила ему испытывать терпение настоятеля и заставлять ждать немощного старика. Вздохнув, он присел на край постели Отца Габриэля и, осенив себя крестом, приготовился слушать.

– Сын мой, должно быть, я разочарую тебя, но сейчас я вовсе не готов прямо ответить на вопросы, – медленно произнёс старик. – Тебе придётся ещё немного запастись терпением, я должен ещё кое-что проверить. Одно могу сказать с прямотой и достоверностью: твой приёмный сын не принадлежит к миру людей, да… простых людей из крови и плоти.

– Святой Отец! – крикнул кюре, вскакивая на ноги.

– Тише, мой мальчик, ты слишком возбуждён и сейчас можешь наговорить лишнего, да к тому же воспалённый разум мешает правильно слушать и понимать других. Если дитя не принадлежит к нашему миру – вовсе не означает, что он посланник тьмы. Пока мы этого не знаем наверняка, дождись завтрашнего дня, Огюст. А теперь отправляйся спать. Я непременно помолюсь о тебе и мальчике.

– Прошу извинить мою вспыльчивость, Отец Габриэль, – опустив глаза, пробормотал кюре. – Я смиренно стану дожидаться вашего вердикта.

Он почтительно поцеловал сухонькую руку настоятеля и направился прочь, но уже в дверях Лоран внезапно обернулся:

– Святой Отец, я полностью доверяю вашему слову, но… Словом, кем бы ни оказался мой несчастный сын, я ничего не сделаю во вред ему, даже если мне придётся оставить службу. И охотно обменяю свою жизнь на его.

– Ах, Огюст, Огюст, – слабая улыбка растянула тонкие губы старика. – Столько лет минуло, а ты остался простодушным послушником по прозвищу «маленький викарий». Что у тебя за страсть вечно становиться орудием искупления чужих грехов? Помнится, много лет назад ты так же отчаянно боролся за спасение своей грешной матери, а после взвалил на себя ношу отмаливать душу порочного брата. Твоё рвение похвально, но ты рискуешь впасть в гордыню, кичась своей самоотверженностью. Помни, даже благие поступки могут ввергнуть человека в пучину порока, если он возомнит себя спасителем заблудших. Подумай об этом перед сном и помолись всем Святым, чтобы твои благие помыслы не стали началом пути к пороку.

Молодой священник только кивнул и, поклонившись, закрыл за собой дверь.

Следующий день в обители стал для кюре Лорана ещё более мучительным. Алоиз увёл мальчика к настоятелю, и Огюсту не оставалось ничего, как смиренно ждать. Вместе с Бернаром и Леоном он отчаянно молился и так долго стоял на коленях в часовне, что братья шёпотом сокрушались, не упал бы бедняга от голода и жажды. За весь день он не выпил ни глотка воды. Но священник даже не заметил, что последний раз ел день назад. Он ничего не чувствовал, кроме отчаяния и страха за маленького сына. Право же, когда ребёнок умирал, ему было не так страшно, как теперь. Тогда он понимал, что малыша ждёт удел ангела и вечная жизнь. А то, о чём говорил настоятель, гораздо страшнее смерти! Огюст так погрузился в молитвы и свои тяжёлые мысли, что очнулся, лишь почувствовав, как маленькая рука Эрика опустилась на его плечо.

– Папа, ты думаешь обо мне? – прозвучал его голос.

– Сынок! Слава Пресвятой Деве! Ты вообразить не можешь, как я соскучился! – воскликнул кюре, прижимая мальчика к себе.

– Папа, ты плачешь? – шепнул Эрик, проведя ладонями по лицу священника. – Не надо, со мной всё хорошо, господин настоятель был очень добр со мной. Он просил, чтобы ты навестил его, а после мы сможем вернуться домой.

– Да-да, конечно, сынок. Я тотчас пойду к Отцу Габриэлю, – пробормотал Огюст.

Всю обратную дорогу молодой кюре пытался как следует осмыслить слова старика де Орли. Услышанное требовало времени, дабы привести мысли в порядок. По словам настоятеля, в жилах одного из родителей мальчика, или обоих разом, течёт кровь мертвецов. В таком случае сомневаться в их принадлежности к миру тьмы не приходится. Но, по счастью, сам ребёнок не порождение преисподней, он всего лишь проводник между двумя враждующими мирами. Это могут засвидетельствовать и отец де Орли, и два монаха экзорциста 7 7 Экзорци́зм (exorcism, греч. ἐξορκισμός) («запрещение бесам») – действия, направленные на изгнание бесов или других духовных сущностей из человека, путем молитв и специальных ритуалов. . Печать Христа, приложенная к телу ребёнка, не вызвала у него ни боли, ни ожога. Отметин демонов на его коже монахи также не обнаружили. Стало быть, причинить зло сам Эрик не может, но поводырь в мир тьмы обречён на выбор. Он может принять сторону людей, равно как принять сторону посланников ада. А предсказать это не возьмётся даже Отец Габриэль. Огюсту остаётся лишь всеми силами охранять ребёнка от встречи с миром тьмы да молить Господа о защите. Самое лучшее – отдать малыша в монастырь и ограничиться лишь тем, чтобы навещать мальчика. Как ни прискорбно, но такое дитя появилось на свет не само по себе. И кто поручится, что его родители – несомненно, посланники ада – не встретятся на пути?

Немало дней и ночей Лоран провёл в тяжких раздумьях и отчаянных молитвах. Лицо его осунулось, побледнело, под глазами залегли тени. Но однажды утром, выходя после мессы из часовни, Отец Лоран внезапно ощутил стойкую уверенность, что не расстанется с приёмным сыном, что бы ни произошло. А если понадобится, то сумеет защитить его. Ах, Святой Бенедикт, не об этом ли говорил настоятель? И не приведёт ли его благой порыв на путь гордыни, а следовательно, и самонадеянности, что дорого обходится любому, кто пренебрегает осторожностью?