Ибн Сина - Повесть о Хаййе ибн Йакзане

Так Хайй ибн Йакзан приходит к представлению о существовании вида (по современной терминологии – рода) человеческого, коего единственным представителем он пока считает себя.

Все эти действия, направленные на сохранение природной среды, – аналоги высоконравственной жизни человека, общающегося с себе подобными существами, каковым Хайй, живущий на острове один, быть, конечно, не мог. Важно, однако, то, что, поступая так, наш Робинзон вовсе не рассчитывал на потусторонние воздаяния. Но при аллегорическом толковании религиозных догм, касающихся потусторонней жизни, их можно без труда согласовать и с поведением Хаййя, поскольку цель его жизни отныне – познание Истинного Бытия, т. е. Бога, а следовательно, и достижение вечного блаженства.

Три способа круговращения представляют собой последовательные этапы концентрации движений героя вокруг центра, которым и становится наконец его физическое Я. Чрезвычайно смелый намек содержится в описании второго способа круговращения – вокруг дома и камня: во времена паломничества в Мекку мусульмане совершают ритуальный обход Дома Аллаха – храма Каабы с хранящимся там Черным Камнем.

Речь идет о джихаде души, который, по представлениям суфиев, заключается в противоборстве человека собственным низменным страстям.

Учение об аффирмативных (положительных) и негативных атрибутах Бога принадлежит Ибн Сине.

Богомыслие (точнее, поминание имени Аллаха, чего Хайй, разумеется, осуществить не мог из-за отсутствия у него человеческой речи), как и кружение на месте (характерное для основанного ас-Сухраварди «братства танцующих дервишей»), было одним из методов, использовавшихся суфиями для приведения себя в экстатическое состояние.

Поскольку используемое здесь арабское слово, обозначающее речь, служит также для передачи понятия спекулятивной теологии ислама (калама), то эта фраза может быть истолкована и в том смысле, что Хайй ибн Йакзан познал Бога, нисколько не нуждаясь в теологах и теологии.

Слова, приписываемые мусульманской традицией Мухаммаду.

Стоянка, согласно принятой у суфиев терминологии, – это длительное состояние мистического созерцания.

Исчезновение – еще один суфийский термин, обозначающий высшую степень самоотдачи созерцанию Чистого Бытия.

Этот образ, символизирующий человека, который неспособен постичь самоочевидную истину, восходит к Аристотелю («Метафизика», 993), а начиная с ал-Кинди, использовался и в философской литературе мусульманского Востока.

Ср.: Коран, 30:6 (7). Не исключено, что распространение в Андалусии именно таких взглядов, не поднимающихся выше уровня обыденного «здравого смысла», имеет в виду Ибн Туфайл, говоря о воззрениях, заинтересовавших в его стране некоторых любителей философии (см. коммент. к с. 140).

Речь идет о Перворазуме как первой эманации Истинного Бытия. Космическую иерархию представляют далее в нисходящем порядке сферы неподвижных звезд, Сатурна, Юпитера, Марса, Солнца, Венеры, Меркурия и Луны, каждой их которых соответствует особый разум, или, по терминологии Ибн Туфайля, самость (сущность).

Образ зеркал, передающих друг другу отражение солнца (Истинного Бытия), встречается у ал-Газали и в неоплатонической литературе.

Деятельный разум, символизирующий единство и закономерность явлений, происходящих в подлунном мире, в мире возникновения и уничтожения.

Число 70 тысяч фигурирует в «Нише света» ал-Газали, где оно обозначает количество покровов света и тьмы, за которыми скрывается божество. О «ликах» божества говорится в «Эннеадах» Плотина.

Ввиду тождества Истинного Бытия познающей его самости здесь не имеет значения, подразумевается ли под таковой самость Хаййя как индивида или как олицетворения человечества, достигшего данного уровня постижения единства сущего.

Души несовершенных людей, пребывающих в аду невежества. Выше, однако, говорилось, что подобные души обречены на небытие или нечто подобное небытию (см. коммент. к с. 125).

Картина мира возникновения и уничтожения. О выравнивании и вдувании см. коммент. к с. 62.

Совечный Истинному Бытию феноменальный мир не только извечен, но и неуничтожим в будущем.

Т. е. в этом вероучении (а по всем признакам речь в данном случае идет об исламе) используются «поэтические» и «риторические» рассуждения, призванные действовать не столько на разум, сколько на эмоции людей.

Эти два персонажа, имена которых заимствованы Ибн Туфайлем у Ибн Сины, олицетворяют, соответственно, теоретический разум и разум практический, из коих второй довольствуется буквальным пониманием священных текстов, а первый стремится постичь их внутренний смысл и предрасположен к чисто теоретическому, абстрактному мышлению.

В отношении выполнения практических предписаний и законов религии, регулирующих человеческое общежитие, между представителями теоретического разума и разума практического не может быть никаких противоречий. Даже самый атеистически мыслящий философ обязан на людях строго придерживаться освящаемых господствующим вероучением обрядов и норм поведения.

Непримиримые противоречия между теоретическим разумом и разумом практическим возникают в сфере общего мировоззрения, где или теология должна быть подчинена философии, как это было в социальной утопии ал-Фараби, или философия обязана выступать в качестве служанки богословия, что и осуществляли в своем творчестве Фома Аквинский и другие теологи западноевропейского средневековья.

Под речью здесь опять можно понимать спекулятивную теологию (калам), а под наукой вполне определенно – религиозные знания.

Принципиальная разница между Пятницей и Робинзоном: первый, выросший в естественных условиях и руководствующийся «естественным светом разума», совершая благие дела, нисколько не помышляет о том, что ему за это воздастся сторицей в потусторонней жизни; второй, напротив, привык рассматривать такие дела именно как угодные Богу, т. е. сулящие потусторонние награды.

Если не считать убеждения в том, что человечество в общем представляет собой закономерное порождение природы, вопросы антропогенеза для философов мусульманского средневековья были действительно трудными (хотя здесь и выдвигались гипотезы о том, что переход от неразумных животных к мыслящим существам опосредствуется обезьянами или даже своего рода «снежными людьми», именуемыми «наснас»).