Обейд Закани - Веселая книга

Жестокая страсть моим сердцем совсем завладела,
Но разум не сдался еще, принялся он за дело.

Уловок и хитростей всяких придумал немало,
Но бедное сердце мое уже еле дышало.

Тогда я орла приручил — пусть он к милой примчится.
Такие слова для любимой поведал я птице:

«Полно мое сердце, красавица, только тобою,
Душа моя стала навеки твоею рабою.

Краса твоя — свет, и не знаю я света другого.
Господь да хранит ее всюду от глаза дурного.

Я сердца лишился, и в счастье не смею я верить,
В смятенье и в страхе стою я у запертой двери.

Меня ты не знаешь совсем, ты меня не видала,
Но знают все камни меня, все деревья квартала.

Не в силах уйти я отсюда, тобою я полон,
Я раб своей страсти, я ею навеки окован.

Я сбился с дороги, прельщенный твоими очами,
За ямкой у рта я пошел — очутился я в яме.

Пред силой красы твоей я преклоняю колени,
Кудрей твоих черных отныне безропотный пленник.

Доколе же мучиться мне, горевать мне доколе?
Доколе душа моя будет сжиматься от боли?

Неужто же вечно теперь пресмыкаться мне надо?
Неужто не ждет меня где-то за муки награда?

Неужто, жестокая, вечно терпеть мне такое?
Неужто не дашь ты отныне страдальцу покоя?

Неужто не чувствуешь ты всей души моей трепет?
Я весь словно кудри твои, когда ветер их треплет.

Была бы добра ты ко мне, я бы жил несомненно…
Глаза твои ранят меня и убьют непременно.

И если когда-нибудь даже приближусь к тебе я,
К огню красоты твоей злой подойду не робея,

Сгорю мотыльком я тотчас, упаду бездыханным,
Умру от восторга тотчас перед царственным станом.

Крупицу бы света мне — больше от солнца не надо.
Один бы цветочек мне — больше не надо от сада.

Не смею помыслить, что буду с тобою я рядом.
Я рад только видеть тебя, прикасаться лишь взглядом.

Узнай же о страсти моей безнадежной скорее
И будь благосклонна ко мне, будь со мной подобрее».

Орлу наказал я еще: «Повнимательней слушай,
И гордой луне, озарившей смятенную душу,

Из дивных творений Хаммама [149] Хаммам — Хаммам ад-Дин Табризи (ум. 1315), поэт, живший на территории современного Азербайджана. Произведения его почти не сохранились. Отрывки, приводимые Закани, написаны на диалекте и перевод их условен. прочти ты вот это —
Не грех позаимствовать нам у такого поэта,—

На эти стихи, ты же знаешь, нельзя не ответить,
Таких, кто их слушать не станет, не сыщешь на свете:

Я власть утратил над собой, тебя увидев вдруг.
Я слышу только сердца стук, лишь этот громкий стук.

Боюсь, что сердцу не стерпеть, что выскочит оно
И разобьется на куски от горя и от мук.

Живой водою ты его могла бы оживить,
Живой водою нежных слов, прикосновеньем рук.

К влюбленному хоть иногда будь милостива ты,
Дни нашей жизни коротки, и столько зла вокруг.

Хотя бы раз взглянуть в лицо, в любимое лицо,—
Не вырвут тайну у меня ни боль и ни испуг.

Хаммам ведь сохнет на глазах, и близок его час.
Он в паутине. Кровь его сосет любовь-наук.

Прислушайся к его мольбе, не отвергай его
И разорви его тоски, его страданий круг».

Когда рассказал я все это внимательной птице,
Когда рассказал ей о том, что со мною творится,

Когда объяснил я ей все по порядку сначала,
Взвилась она в небо стремительно и умчалась.

Летела, как ветер, она и быстрее, чем ветер,
Пробралась к любимой она, и никто не заметил.

Занятного птица ученая знала немало
И долго беседой своею ее занимала.

Она рассказала ей много забавных историй
И о моем, между делом, поведала горе.

И вдруг та, чья грудь, как жасмин, задрожала всем телом —
Она догадалась, чего рта птица хотела.

Она попыталась свести разговор на другое,
Как будто не тронуло вовсе ее это горе.

И все же волненье ее не могло не открыться,
И вот что услышать пришлось моей преданной птице:

«Скажите бедняге, скажите слепому безумцу,
Скажите несчастному, если не образумится,—

Коль страсть поселилась в твоей голове, постарайся
Ты выкинуть вон ее сразу и прочь убирайся.

Напрасно с огнем ты, задира, так храбро играешь,
Спасай-ка ты голову лучше, а то потеряешь.

Тебе ли мечтать обо мне — я ведь слишком красива!
Пери [150] Пери — в персидской литературе и фольклоре дух, которого часто представляют в образе прекрасной женщины. ведь не водит знакомства с уродливым дивом [151] Див — см. прим. к стр. 32. .

Ведь нищий не смеет коснуться рукой падишаха,
Ведь нищий у ног падишаха трясется от страха.

Ведь ты мотылек. Я свеча, и ты лучше не тронь
Разящее пламя мое, не лети на огонь.

Коль будешь по-прежнему ты в своей страсти упрям,
Коль будешь ходить ты за мною везде по пятам,—

В огне любви ко мне дотла душа твоя сгорит,
Всего, всего тебя дотла любовь ко мне спалит.

Тяжелых вздохов берегись и сердце пожалей,
От вздохов надорвешься ты, а сердце заболит.

Тебя лукавство не спасет, уловки не спасут,
Ведь та, которой бредишь ты, тебя перехитрит.

Наступит ночь. Не будет сна. И снова в сотый раз
Перед тобой ее рука лампаду засветит.

Зачем, безумец, свой огонь ты держишь под полой?
Он подожжет тебе халат и руки задымит.

Ты хочешь близости со мной, но есть разлуки час.
Разлука зла. Боюсь, тебя она не пощадит.

Тогда не сетуй на меня, тогда не говори,
Что ты ни в чем не виноват, что мною ты убит».

«Ступай-ка ты лучше, несчастный, своею дорогой,
Терпи и смиренно надейся на милости бога.

В тоске безысходной своей не слоняйся по дому,
Предайся-ка ты поскорее занятью другому.

Напрасно надеяться будешь, напрасно храбриться;
Ведь льва никогда не осилить лукавой лисице.

Напрасно ты в сети мои устремился так смело,
Легко ведь запутаться в них и душою и телом.

Ведь если ты силы свои оценить не умеешь,
Ты можешь лишиться навеки всего, что имеешь.

Как можешь ты, нищий, живущий одним подаяньем,
Мечтать, чтобы шах посмотрел на тебя со вниманьем!

Зря рвешь ты свой ворот — испортишь одежду и только,
Зря голову пеплом себе посыпаешь и плачешь так горько.

Ничто не поможет тебе — ни укоры, ни слезы.
Меня не смутят никогда ни обман, ни угрозы.

Увижу я сердце твое, обагренное кровью,—
Все так же спокойна я буду, не дрогну и бровью.

Кто хочет любви научиться, пусть знает заранее —
Любовь нелегка и подобна болезненной ране.

А ты не измучен еще, не бессилен, не бледен.
Напрасно мечтаешь, бедняга, о легкой победе.

Ты слишком беспечен еще и излишне бесстрашен.
Ты пьешь слишком жадно еще из наполненной чаши.

Так будь же доволен и тем, что по мне ты тоскуешь,
Что страстью охвачен и терпишь ты муку такую,

Что все ты отдашь, лишь бы видеть меня временами,
Что ты, мотылек, угодил в это жаркое пламя.

Привыкни к позору, к тому, что осмеян ты всеми.
Влюбленным всегда подобает нести это бремя».