Обейд Закани - Веселая книга

Когда я услышал такие печальные вести,
Хотел умереть я в отчаянье тут же на месте.

Казалось, что горе мое меня тут же задушит,
Я плыл в море собственных слез, и не видел я суши.

Но я не сгорел, не погиб в этом море бездонном,
Я верил, что будет она наконец благосклонна,

Что мне потерпеть остается совсем уж немного,
Что я не напрасно страдал, уповая на бога.

Любовной горячкой охвачен, о чем уже, кстати,
Немало наслышан, конечно, любезный читатель,

Пришел я к орлу своему в бесконечной печали,
Но полный решимости все же начать все сначала.

Пришел я к орлу своему, благодетелю, другу,
И стал умолять я его оказать мне услугу.

Прошу, помоги мне, — сказал я, — ну что тебе стоит!
Будь добр, спаси, для тебя это дело простое.

О, сжалься же, сжалься! Я гибну в любовном угаре.
Рабом твоим стану я, буду я век благодарен!

Спаси мое сердце, прошу, разлучи его с горем!
Не дай захлебнуться мне в этом бушующем море!

Доколе мне рвать на себе в исступленье одежду?
Ведь нет уже сил у меня — на тебя вся надежда.

Лишь ты ее сердце своими словами достанешь,
Лишь ты эту птицу в силок моей страсти заманишь.

Лети же, не медли, о мудрый орел, умоляю!
Вот эти слова для любимой с тобой посылаю:

«Голодным ли будет владыка, лишится ли пищи,
Коль крошки от ужина царского выпросит нищий?

Тогда ведь Меджнун и Лейли [152] Меджнун и Лейли — легендарная пара влюбленных. См. прим. к стр. 40. обрели бы друг друга,
Живая вода Искандера [153] Искандер — Александр Македонский. По мусульманскому преданию, завоевав Иран, Александр отправился в Страну мрака разыскивать источник живой воды, чтобы обрести бессмертие. Однако завоеватель не нашел источника, заблудился и погиб в страшной пустыне. спасла б от недуга,

Открыла б свой лик Периру перед славным Гольшадом [154] Периру и Гольшад — легендарная пара влюбленных. ,
Фархад бы добился Ширин [155] Фархад и Ширин — см. прим. к стр. 40. , и они были б рядом,

Прозревший Якуб [156] Якуб — библейский Иаков, лишившийся любимого сына Иосифа (Юсуфа в мусульманском варианте предания, см. прим. к стр. 41) и ослепший с горя. увидал бы любимого сына,
А Вис очутилась бы снова в объятьях Рамина [157] Вис и Рамин — герои одноименной поэмы Горгани (XII в.). Красавица Вис полюбила своего деверя Рамина. Старый муж пытается разлучить влюбленных, но они вновь и вновь ищут пути к свиданию. ,

Азра непременно тогда б оживила Вамика [158] Вамик и Азра — легендарная пара влюбленных. Азра была заточена в башне на недоступной скале над морем, и Вамик, чтобы попасть к ней на свидание, переплывал залив. Однажды в бурную ночь Вамик не справился с волнами и утонул. ,
И горе сменилось бы вмиг ликованьем великим,

Тогда бы сидел Ауранг, захмелевший давно,
Свою Гольчахре [159] Гольчахре и Ауранг — легендарная пара влюбленных. обнимая, за чашей с вином.

Вот так и Обейду, бедняге, влюбленному страстно,
Который совсем изнемог от тоски по прекрасной,

Одна только встреча с тобою, одно лишь свиданье
Всю жизнь озарило бы сразу ярчайшим сияньем.

Судьба тебе дарит всегда только то, что ты хочешь
Неведомы страсти тебе и бессонные ночи.

Ни разу не мучилась ты, не стонала в разлуке,
Ни разу в отчаянье не ломала ты руки.

Когда-нибудь ты, как и я, будешь жизни не рада.
Любовь нападет на тебя, и начнется осада.

Тогда ты познаешь мою незавидную участь,
Читать свою книгу любовь тебя быстро научит.

С надеждой и страхом послал тебе эти слова я.
Я бремя страданий несу, на тебя уповая».

И снова волшебник крылатый, умнейшая птица,
Которую я умолил за меня заступиться,

Жалея несчастного друга, пустилась в дорогу
К тому же знакомому дому, к тому же порогу.

И, глядя на этот же стан и на эти же кудри,
Моими словами сказала учтиво и мудро:

«О тонкий побег, украшение вешнего сада!
В тебе мое счастье, в тебе моя жизнь и отрада!

Краса твоя — свет, и не знаю я света другого,
Господь да хранит ее вечно от глаза дурного!

Своей красотою свела бы и камень с ума ты,
Склонились в саду все цветы пред твоим ароматом.

Сравненье для глаз и бровей отыщу нелегко я,
Твой стан изумляет сосну, не дает ей покоя,

Кудрей черноте позавидует мускус татарский,
И солнце с луною упали к ногам твоим царским.

Пускай же минуют тебя и печаль и ненастье,
Пускай не покинет тебя безмятежное счастье.

Тобою живу я, тобою дышу каждый день я,
Ужели достоин за то я пренебреженья?

Послушай совета, добычу напрасно не мучай,
Тебе ведь, жестокая, выпал счастливейший случай.

Сорви же плоды своей юности, время настало.
Возьми же у времени радости, их ведь немало.

Взгляни, ведь любовью наполнена юность любая.
А старости игры любовные не подобают.

Ведь если ты смолоду счастье любви не познала,
Твоя быстротечная юность напрасно пропала.

Нельзя быть небрежным, поверь мне, с людскими сердцами,
От этой небрежности часто страдаем мы сами.

Самих же жестоких жестокость подчас убивает.
У тех, кто всегда дружелюбен, врагов не бывает.

И прав был тот мудрый, слова, словно жемчуг, низавший [160] «Жемчуг низавший» — Низами, великий азербайджанский и персидский поэт XII в. Литературное имя Низами образовано от арабского корня н а , з а , м а , который означает «нанизывать жемчуг» и вместе с тем «слагать стихи».
На нити стиха и стихами прекрасно сказавший:

„Коль на товары покупатели нашлись,
Хоть посреди реки — от них освободись“».

Но, выслушав это, сказала красавица птице:
«О мудрый орел, понапрасну ты будешь трудиться.

Ведь я же свеча, и вокруг мотыльки так и вьются.
Они не боятся огня, но они обожгутся.

Что толку рассказывать мне о каком-то несчастном.
Напрасно послал он тебя и страдает напрасно.

Змею не хватает руками и самый беспечный,
И другом едва ли окажется первый же встречный.

В любви не приводит к добру исступленность такая,
Погубит навеки она тех, кто ей потакает.

Ответь я взаимностью иль состраданьем ответь я,
Потом даже людям в глаза не посмею глядеть я.

Терзаться любовью, наверно, давно уж устал он,
Но мне фантазера такого жалеть не пристало.

Он хитрость на помощь призвал, но и я не проста ведь
И дерзкого быстро на место сумею поставить.

Безумье в речах у него, и безумье во взоре —
Такой и себя и меня навсегда опозорит.

Пускай он не тратит слова, — не дождется уступок.
Железо холодным осталось, ковать его глупо.

Пускай он не стонет напрасно ночною порою,
Он варево долго варил, но оно ведь сырое.

И если утешить его он меня и умолит,
Получит не многое он — только жалость, не боле.

Поймет его тот, кто, как он, закоснел в безрассудстве.
Придется уйти ему прочь и без добрых напутствии.

У этих дверей понапрасну так долго горел он
В своей неестественной страсти, больной и незрелой».