Фернандо де Рохас - Селестина

П а р м е н о. Правда?

С е л е с т и н а. Правда.

П а р м е н о. Вот так диво!

С е л е с т и н а. Хорошо, по-твоему?

П а р м е н о. Лучше быть не может!

С е л е с т и н а. Так сулила твоя добрая судьба: вот пе­ред тобою та, которая тебе подарит Ареусу.

П а р м е н о. Ей-богу, матушка, я никому не верю!

С е л е с т и н а. Всем верить — крайность, а никому — заблуждение.

П а р м е н о. Я хочу сказать, что тебе-то я верю, но не вполне. Оставь меня!

С е л е с т и н а. О ничтожество! Слабому сердцу не под силу удача! Вот послал господь орехи беззубому! Ах ты простофиля! Ты еще скажешь, что чем больше ума — тем меньше удачи, а чем больше понятия — тем меньше счастья. Все это басни!

П а р м е н о. Ох, Селестина, слыхивал я, что один при­мер распутства или скаредности может причинить много зла и что человек должен общаться с теми, с кем стано­вится лучше, и избегать тех, кого может исправить. Но, глядя на Семпронио, я лучше не стану и его пороков тоже не исправлю. А если я и пойду на то, что ты предлагаешь, то пусть об этом никто не узнает и грех мой не послужит примером. Ведь если человек, желая наслаждений, осквер­нит добродетель, он все же не должен оскорблять ее в других.

С е л е с т и н а. Глупо ты рассуждаешь; ведь в одиночку скучно веселиться. Не ищи уединения и не горюй, природа бежит печалей и стремится к радостям. С друзьями приятно делить наслаждения, а особенно приятно рассказывать и сообщать им о своих любовных делишках: то-то она сде­лала, то-то сказала, так-то мы с ней забавлялись, так-то я ее схватил, так поцеловал, так она меня укусила, так я ее обнял, так она ко мне прижалась. О, что за речи! Что за прелесть! Что за утехи, что за поцелуи! Идем туда-то, вер­немся обратно. Эй, музыку сюда! Давай сочинять девизы [18] «Давай сочинять девизы...» — Участвующий в турнире рыцарь выбирал себе девиз, и начальные буквы слов этого девиза изображались на щите. , петь песни, биться на копьях! А чем мы украсим шлем [19] «А чем мы украсим шлем...» — Верхняя часть шлема обычно укра­шалась фигурой какого-нибудь зверя или птицы. , какую эмблему выберем? Вон она пошла к обедне; завтра она выйдет из дому, пойдем побродим по улице; смотри, вот ее письмо, отправимся к ней ночью, подержи мне лест­ницу, постереги у дверей. Ну, хорошо тебе с ней было? Гляди-ка на рогатого: оставил ее одну! Обернись на нее еще разок, вернемся туда! Вот этим всем, Пармено, разве можно наслаждаться одному, без приятеля! Право, право, я ведь на этом деле собаку съела. Вот оно — истинное на­слаждение; а все прочее и ослы на лугу делают не хуже.

П а р м е н о. Не хотелось бы мне, матушка, чтобы ты завлекла меня, суля наслаждения, как делали еретики. До­водов разума у них не было — вот они и создавали учения в оболочке сладостной отравы, дабы с их помощью пленять и подчинять себе слабые души и приманкой соблазнитель­ной страсти ослеплять очи рассудка.

С е л е с т и н а. А что такое рассудок, шалый? Что та­кое страсть, осленок? Для всего этого нужен ум, которого у тебя нет, а в уме главное — осторожность, а осторожности не бывает без опыта, а опыт есть только у стариков, и по­тому нас, старых, называют родителями, а добрые родители дают детям хорошие советы, как я тебе, чья жизнь и честь мне дороже своей. А когда ты мне за это отплатишь? Ни­когда! Родителей и наставников никогда не отблагодаришь равной услугой.

П а р м е н о. Все же боязно мне, матушка, последовать сомнительному совету.

С е л е с т и н а. Не хочешь? Тогда я повторю то, что сказал мудрец: «Если человек упрямо презирает того, кто его поучает, то постигнет его внезапная болезнь и не будет ему исцеления». И на этом, Пэрмено, прощаюсь я с тобою и заканчиваю переговоры.

П а р м е н о (в сторону). Матушка рассердилась; и все же я сомневаюсь в ее советах. Ничему не верить — ошибка, верить всему — грех. Для человека лучше верить; а верить следует тому, кто сулит выгоду и удачу, помимо любви. Вдобавок я слышал, что надо слушаться старших. Что же она мне советует? Мир с Семпронио. От мира нельзя отка­заться: блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами божьими. Не должно бежать любви и милосердия к ближним; от выгоды тоже мало кто откажется; поэтому я хочу угодить ей и послушаться.

Матушка! Учителю следует сердиться на невежество ученика лишь изредка, да и то — поучая, ибо наука по при­роде своей должна переходить от одного к другому и усваи­вается не сразу. Поэтому прости, поговори еще со мной, — я не только хочу слушать тебя и верить, но сочту за особое счастье получить совет. И не благодари: хвалу и благо­дарность заслуживает не тот, кто получает, а тот, кто дает. Приказывай, — твоему приказанию покорна моя воля!

С е л е с т и н а. Люди заблуждаются, а скоты — упря­мятся. Поэтому я радуюсь, Пармено, что у тебя спала пе­лена с глаз и ты стал понятливым, рассудительным и ум­ным, как твой отец; его образ возник сейчас в моей памяти и наполнил жалостью вот эти очи, из которых, видишь, льются обильные слезы. Бывало, он, как и ты, защищал неразумное, но тотчас же возвращался на верный путь. Клянусь богом и душой, смотрю я, как ты только что упор­ствовал и как вернулся к истине, и будто живым его вижу пред собою. Что это был за человек! Что за умница! Какой почтенный! Но помолчим, сюда подходит Калисто и твой новый друг Семпронио; примирение ваше отложим до более удобного случая; а уж коли у двоих сердца бьются заодно, у них и дело пойдет на лад.

К а л и с т о. Злополучие мое таково, матушка, что я даже сомневался, застану ли тебя еще в живых. А желание мое таково, что просто чудо, как это я дошел сюда живым.

Прими убогий дар того, кто с ним вместе вручает тебе свою жизнь.

С е л е с т и н а. Как золото становится дороже от тонкой работы искусного мастера, так учтивость украсила твой щедрый дар. Поднесенный вовремя, он приобрел двойную ценность; ведь дарить с опозданием — значит, дарить не­охотно!

П а р м е н о. Что он ей дал, Семпронио?

С е м п р о н и о. Сто золотых монет.

П а р м е н о. Хе-хе!

С е м п р о н и о. Говорила с тобою матушка?

П а р м е н о. Да, молчи!

С е м п р о н и о. Ну и что же?

П а р м е н о. Я на все согласен, только мне страшно.

С е м п р о н и о. Молчи ты, а то я тебя еще не так на­стращаю.

П а р м е н о. О боже! Нет худшей заразы, чем домаш­ний враг!

К а л и с т о. Ступай, матушка, неси утешение своему дому, а вслед за тем принеси утешение моему, да поскорее!

С е л е с т и н а. Оставайся с богом!

К а л и с т о. Да хранит он тебя!

Содержание действия второго

Селестина уходит домой, а Калисто меж тем беседует со слугой своим Семпронио; он томится ожиданием, и поэтому ему кажется, что Семпронио медлит. Он по­сылает Семпронио к Селестине, чтобы тот похлопотал о задуманном деле. Калисто и Пармено продолжают беседу.